показывая костлявое лицо. Беззубый рот растянулся в широком оскале, вызывая у графини чувство тошноты и желание поскорее убраться отсюда.
Всплеск. Разгребая водную толщу перед собой широкими взмахами рук, она подобралась ближе, оставаясь в воде по пояс.
«Необычная даже для призраков», – подивилась графиня, вглядываясь в черноту чужих глаз. У Лидии Семёновны и Веры они отливали голубым стеклом, у этой же сливались со зрачком, придавая образу ещё больше чертовщины. Пожалуй, вся она целиком разительно отличалась от предыдущих духов. То, как утопленница двигалась, говорила и действовала – слишком активно, слишком осознанно, слишком для того, чтобы уложить это в своей голове.
– Пожаловать добро, – промурлыкал призрак неожиданно сладким мелодичным голосом.
Мария не была готова к тому, что придётся вести не совсем привычный, но осознанный диалог. По обыкновению, его начинала именно она, затем обязательно произносила что-то не то, вызывая негодование. А потом всё оканчивалось болью.
Графиня прислушалась к себе: её немного подташнивало и знобило, но в общем-то состояние было вполне сносным.
– Благодарю за гостеприимство.
– Всегда рада женщинам я. Особливо тем, разбито сердце у кого.
Отвращение к облику девицы поутихло, вместе с тем ушёл и страх. Стало куда проще присматриваться к повадкам новой знакомой, просчитывая открывающиеся возможности такой беседы.
– Почему вы решили, что оно разбито?
– Да вижу, что ошиблась я, – нагловато ответил призрак. – Разбить то, чего нет, нельзя.
Дух затаился в ожидании, быть может, возражений или слёз, но ничего из этого не последовало. Утопленница озадаченно принялась грызть почерневший ноготь на большом пальце. Она смотрела на Марию так, словно та была занятной задачкой, требующей сиюминутного решения.
«Что за времена пошли, теперь приходится выслушивать оскорбления и от мёртвых», – мелькнуло в голове графини Ельской прежде, чем она произнесла:
– Вы кажетесь очень расстроенной. – Утопленница подалась вперёд, прислушиваясь к словам. – Кто посмел вас так обидеть?
Из приоткрывшейся пасти призрака выползло что-то скользкое, с огромным количеством дрыгающихся лапок. Мария не повела и бровью, а продолжила подводить мысли утопленницы к основному – причине её смерти.
– Быть может, виной всему наречённый? Вы застали его с другой женщиной?
– А-ха-хах, если бы только одной. В уезде интересовали все женщины его. От мала до велика.
– Неужто изменял со всеми сразу?
– Не веришь?! – взвизгнула она.
За несколько секунд на лице, напоминавшем обтянутый высохший череп, сменилось несколько эмоций: грусть, ярость, гнев. Она словно обвиняла Марию за сомнения. Однако графиня считала их вполне обоснованными. Её брат – известный любитель женского внимания, но даже он не крутил романы больше чем с двумя дамами одновременно.
– Тебе показать могу я. Для этого лишь поди в воду. – Она приглашающе огладила местечко рядом с собой.
С этим призраком можно говорить, однако это вовсе не означало, что с ним удастся договориться. И то, что Мария – женщина, не гарантировало безопасности. Безумства духа не скрыть ни разумными речами, ни безобидным голоском. Только чего стоили её претензии? Графиня допускала, что возлюбленный был ей неверен, но чтобы в таких масштабах… Казалось, утопленница нарочно подпитывала себя подобными думами, дабы вымещать злость на других и при этом не терзаться раскаянием.
Мёртвая пришла в ярость от её бездействия. Она кляла графиню последними словами, пока не дошло до того, что и Мария оказалась занесена в список любовниц её жениха. Не став проглатывать оскорбления и дальше, она попросту развернулась и направилась к коню.
Как отвадить утопленницу от уезда теперь, после неудачного знакомства, она не знала. Лидия Семёновна и Вера перестали являть себя, когда источники их плохих эмоций понесли наказание. В данном случае графиня не могла утверждать, кого дух Чёрного озера возненавидел больше. Женщин, которые до сих пор расценивались утопленницей как вероятные избранницы, или мужчин, что, похоже, выступали в роли её погибшего жениха? «Чепуха на постном масле», – сказала бы Мария, если бы не умирали люди.
* * *
Местный городничий оказался весьма суеверным человеком. Только за десять минут разговора он успел несколько раз перекреститься, постучать по деревянному столу и обрызгать её слюной, всякий раз произнося всемогущее «тьфу-тьфу».
Щуплый, как жердь, мужчина с хлопком раскинул перед носом графини папки с описью всех погибших за последние годы. Он впихивал табак в трубку, взглядом подгоняя Марию разобраться с бумажками поскорее.
После контакта с призраком у неё вновь разболелась голова. Мигрень методично и выверенно таранила левый висок, словно пыталась вбить туда длинный загнутый гвоздь. Буквы расплывались, но она упрямо сосредоточилась на закорючках. Почти у всех упомянутых мужчин имелись семьи. Вероятно, стоило кому-то проявить к духу интерес и зайти в воду, как она тут же карала их за дурные помыслы. Выходит, всё же цель – это изменщики?
– Полагаю, у секретаря была супруга?
Городничий поперхнулся, выпустив трубку изо рта, и недовольно уставился на гостью, будто бы это она отобрала её силой.
– Никак нет. Ни жены, ни детей, ни даже собаки. Только работа да друзья.
– Ничего не понимаю, – пробормотала Мария, устало массируя висок. Намётки версии и те рассыпались пылью по ветру. – Вспомните, не жила ли в уезде молодая особа, что утопилась?
– Была такая, – кивнул мужчина и выпустил несколько колечек в воздух.
Крепкий табачный запах долетел и до Марии. Отмахнувшись от желания запустить руку в табакерку, она продолжила выпытывать подробности о той самой девице:
– Как звали её жениха? Не ругались ли они? Из-за измен, к примеру.
– Не было у неё жениха.
«Да они издеваются», – подумала графиня, отодвигая от себя бумаги. Какой теперь от них толк?
– Выкладывайте всё, что знаете.
– С такими замашками вам впору быть императрицей.
– А с вашими – впору болтаться на виселице, – не преминула ответить Мария, грозно сводя брови вместе. – Я пытаюсь помочь, но это не означает, что я обязана терпеть подобное отношение.
Вспомнил ли он о беде уезда, или его проняла её тирада, а спеси у городничего поубавилось. Мужчина подошёл к окну, поплотнее задёрнул шторы, вновь постучал по деревянному подоконнику и принялся за рассказ:
– Давно то случилось. Совсем зелёным он тогда был. Проживала в их уезде семья одна. Детей уйма народилося: одиннадцать, ни больше ни меньше. Старшие дочки быстро повыскакивали замуж, а когда до средней черёд добрался, закончилось приданое-то. Конечно, можно было бы и так мужа подыскать, вот только не вышла Устинья лицом. Про таких болтали в то время – «ни кожи ни рожи». Может, и до сих пор так людей судят. Покуда ему, маленькому городничему, о таком помышлять?
Графиня попросила его не отвлекаться. Недобро бросив на неё взгляд, он всё ж таки продолжил:
– Был на ту пору в уезде бравый молодец, Гаврилой звать. Работал в кузне. Матушке с батькой помогал. И жил бы себе не тужил, да прилипла Устинья к нему как лист банный. Будто приворожил кто. Не давала она ему прохода ни днём ни ночью. И сколь бы раз ни отказывал ей Гаврила, ни просил, ни умолял, не унималась Устинья. Девок из ревности травила. Истерики закатывала. А как узнала, что тот свататься к другой вздумал, так пробралась к нему домой и зарубила во сне беднягу. И сама следом утопилася.
Не зря не желала графиня браться за это дело. Полно зловещих намёков, да и мрачных впечатлений хватало. И даже способности медиума тут не пригодятся. Графиня не обладала подобной властью: видь духа не видь, говори не говори, а болезненную привязанность утопленницы не излечишь словами и обещаниями.
Не находя иного выбора, Мария распрощалась с городничим и незамедлительно отправилась в усадьбу. Заберёт Илью, погостит у тёти, что-нибудь да придумает. К тому же губернатор и не верил в призраков. Возможно, ей стоит послать ему письмо, убедить, что в уезде нет духов? А там он уже и вовсе забудет про неё.
На открытом воздухе мигрень отступила. Благоприятно на самочувствии сказалось и предвкушение скорейшего отбытия из этих мест. Долгожданное спокойствие заблестело на горизонте.
* * *
Извозчик закончил с починкой экипажа, поэтому, пребывая в хорошем настроении, Мария прошла прямиком в гостиную. Слуги провожали её с печалью во взглядах, но и это не настораживало, покамест дворецкий не передал ошеломляющую весть:
– Ваш племянник занемог.
Не скидывая верхней одежды, графиня ворвалась в спальню и окаменела. Детское личико, раскрасневшееся отнюдь не из-за смущения или неловкости, породило рой недобрых догадок. Она шагнула к его кровати, слишком поздно осознав, что ноги отказываются держать её.
– Графиня! – Ярослав Михайлович подхватил вмиг обмякшую женщину и усадил в плетёное кресло, с которого открывался вид на кровать и Илью, страдающего от лихорадки или гриппа. В те секунды она едва могла сопоставлять признаки и болезни друг с другом.
– Что случилось?
Мария безучастно смотрела в одну точку на стене, говорила ровно и чётко, однако дёргающиеся колени выдавали её с головой. Влас Михайлович, не отходящий от мальчика всё это время,
