сюжет росписи хорошо подходил к обстановке симпосиона[441].
Редкий пир обходился без хотя бы одной флейтистки. Недаром их часто изображают у ложа, на котором возлежит пирующий. Приглашали также исполнителей на других инструментах: лире, кифаре, тимпане (Plut. Prot. 347 с; Xen. Symp. 2, 1; Athen. IV, 2). Иногда этих музыкантов посылали развлечь женскую половину дома. Так, поэт Агафон позвал, как положено, на свой пир флейтистку, но когда гости единодушно решили посвятить все время философской беседе, Эриксимах отослал ее в гинекей (Plut. Symp. 176 е). Там женщины лакомились блюдами, которые подавали на первой и второй перемене столов, но содержимое третьих им не полагалось. По мнению греков, женщина, «склонная к вину, а тем более много пьющая, была отвратительна» (Ael. Var. hist. II, 41). Элиан в «Пестрых рассказах» (П, 38) со ссылкой на Феофраста сообщил, что в Милете и Массилии существовал закон, воспрещавший женщинам пить, и они его строго придерживались. Возможно, такие же правила действовали в милетской колонии Ольвии. Однако подобные установления нигде не касались гетер, принимавших участие в симпосионе. Их нередко изображали на вазах с чашей для вина в руках; многие из них умели танцевать и играть на музыкальных инструментах. Такой гетерой была Анагора; на одном ольвийском симпосионе V в. ей поднесли наполненный вином кратер и написали на нем ее имя[442] (рис. 54).
Пирующие любили смотреть на танцы, которые нередко сопровождались акробатическими номерами. В «Пире» Ксенофонта танцовщица исполняет один танец на гончарном круге, другой среди воткнутых в землю кинжалов, третий — подбрасывая в такт музыке одновременно 12 обручей. Иногда и сами гости пускались танцевать (Her. VII, 129; Xen. Symp. 16-20). Надо думать, что ольвиополиты, милетяне по происхождению, любили известные во всей Греции ионийские танцы, исполнявшиеся на пирах[443].
Участники симпосиона развлекались всевозможными играми, чаще всего в коттаб. В углубленном сосуде с водой плавали пустые чашечки, в них надо было попасть остатками вина из своего кубка, чтобы чашечка погрузилась в воду. Были и другие варианты этой игры, но задача всегда состояла в том, чтобы метко выплеснутым вином заставить другой сосуд принять определенное положение[444].
Такое развлечение во время симпосиона в Ольвии упомянуто в граффито на чернолаковом скифосе рубежа VI-V вв. Во фривольной надписи сообщается, что призом за удачную игру в коттаб была близость с юношей Гефестодором, получавшим за это определенную плату[445]. Названное граффито вместе с другим, на столетие более поздним[446], свидетельствует о гомосексуальных отношениях в среде ольвиополитов. В конце I в. н. э. это подтвердил Дион Хрисостом (XXXVI, 8), писавший, что любовь к юношам в Ольвии унаследована из ее метрополии Милета. Впрочем, такие отношения были вообще характерны для эллинов. Об этом имеется множество упоминаний в античной литературе, начиная с мегарского поэта Феогнида, посвятившего в VI в. Кирну свои знаменитые элегии.
Великолепное изображение симпосиона можно увидеть на краснофигурном килике, хранящемся в Британском музее. Бригос, один из лучших аттических вазописцев первой четверти V в., нарисовал пятерых участников симпосиона, возлежащих на ложах (рис. 55). Трое из них — юноши, а двое — бородатые мужчины. Каждого развлекает гетера. Одна, нарисованная в медальоне на дне килика, танцует, две другие играют на аулосе. На стене висят лира и футляры для аулосов из пятнистой кожи. Около колонны (ею вазописцы обозначали закрытое помещение) стоит юноша с барбитоном. Таким образом зритель представлял, что симпосион сопровождался струнной и духовой музыкой.
На питье вина указывают специально предназначенные для него сосуды — килик в руках гетеры и скифосы у бородатых мужчин, а также опершийся на колонну юноша-виночерпий, держащий киаф на длинной ручке и сито для процеживания вина.
Возвращаясь с симпосиона домой, гости продолжали пританцовывать и петь песни под аккомпанемент лиры или аулоса. Такую веселую процессию нередко рисовали аттические вазописцы на различных сосудах, предназначавшихся для вина. Чернофигурный килик с подобной росписью найден в Ольвии[447]. На нем представлены идущие с пирушки четверо мужчин и одна женщина; один молодой человек играет на аулосе, другой заигрывает с гетерой, держащей в руках лиру (рис. 56).
Итак, симпосион был распространенной формой организации досуга более или менее состоятельных граждан, которые объединялись в небольшие группы с общими взглядами и интересами. На бытовом уровне симпосион служил для отдыха и развлечений, определявшихся интеллектуальным уровнем и настроением собравшихся. У одних преобладали дружеские беседы, у других игры и песни, у третьих гетеры и выступления танцовщиц, мимов и фокусников, но все это сопровождалось питьем вина. Конечно, состоятельные люди имели возможность чаще, чем более бедные сограждане, располагать досугом и собираться на симпосионе.
Порядок совместной трапезы в основных чертах сохранялся в течение многих веков. Изменения касались способов приготовления разных блюд, менялась мода на застольные песни и мелодии и, конечно, беседы затрагивали все новые животрепещущие темы современности.
Во второй половине II в. н. э. Афиней (XI, 462 с) включил в свое сочинение элегию ионийского поэта Ксенофана, ибо его описание пира в конце VI в. не устарело и через много веков. Строки Ксенофана в равной мере можно отнести к иллюстрации симпосиона в любом греческом полисе, в том числе и в Ольвии:
Вот уж пол подметен, руки вымыты, вымыты кубки...
Кто возлагает на нас дивно сплетенный венок;
Кто по порядку разносит душистое масло в сосудах;
Высится тут же кратер, полный утехой пиров;
Есть и другое в кувшинах вино, что сулит не иссякнуть,
Сладкое, нежных цветов слышится в нем аромат:
Посередине хором льет ладан свой запах священный,
Чаши с холодной водой, сладкой и чистой, стоят,
Хлеб перед нами лежит золотистый, и гнется под грудой
Сыра и сотов густых пышно убранный стол.
Густо украшен цветами алтарь, что стоит среди зала,
Песни и пляска, и пир весь переполнили дом.
Прежде всего благочестных толпа священною песнью
И речью чинной своей бога восславить должна.
Но возлиянье свершив и о том помолясь, дабы силы
Были дарованы пир благопристойно провесть —
Это ближайший наш долг! — не грех сколько выпить, чтоб каждый,
Если не дряхл, он домой и без слуги мог дойти.
А из гостей тех чтим, кто, и выпив, нам с честью докажет,
Что добродетель живет в памяти, в слове его.
Перевод Г. В. Церетели
11. СЕМЕЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
