образом я воспользовался случаем незаметно измерить дистанцию между хуторами Брейдабольсстадюра, хотя вся местность хорошо просматривалась. Думаю, я сделал это в сумерки. Это были очень важные расстояния, потому что люди их преодолевали каждодневно, а все расстояния, казавшиеся мне важными, я измерял не единожды. Но вдруг при первом измерении, после стольких лет неведения, обнаружилось, что от двери восточного спаренного дома в Хали до порога западного спаренного дома в Брейдабольсстадюре при первом измерении было 165 саженей, при втором – 160, при третьем – 163, при четвертом – 169 и при пятом – 161 сажень. От покрытой дерном стены кухни в Хали до такой же стены сарая в Герди расстояние при первом измерении оказалось 130 саженей, а последующие замеры дали 143, 144 и снова 143 сажени. От стены сарая в Герди до самой восточной постройки, конюшни в Брейдабольсстадюре, при первом измерении расстояние оказалось 179 саженей, а далее – 173 и 181. Когда я измерял расстояние до Герди, я вычел один шаг из-за находившейся там ложбины.
Эти расхождения в результатах меня разочаровывали. Но лучше у меня не получалось. Особенно подозрительными мне показались значения первого измерения дистанции до Герди, четвертого – до Брейдабольсстадюра и третьего – между Брейдабольсстадюром и Герди. Неужели я недостаточно тянулся, когда делал большие шаги? Или же я сбился со счета, когда озирался по сторонам? Но я продолжал отрабатывать шаги в полном одиночестве.
Вышеперечисленные измерения я тайком производил с промежутком в несколько недель в зависимости от того, можно ли было на тот момент остаться незамеченным.
В то время я уже начал учиться писать и поэтому записывал каракулями расстояния в небольшой блокнот, сделанный из сложенного листа бумаги. Впоследствии я переписал те результаты в тетрадь побольше. После того как мать неосмотрительно научила меня грамоте, бумага, чернила и ручки превратились для меня в жизненную необходимость, без них я уже не мог существовать. Все это я покупал за деньги, вырученные от продажи овечьей шерсти, собранной с полей. И я с нетерпением ожидал момента, когда вернусь домой из торгового местечка с белоснежной бумагой, блестящей ручкой и черными чернилами в четырехугольной склянке. Вот тогда жизнь становилась интересной.
16
В постижении частей света я был совершенно беспомощен. Я, разумеется, знал горные вершины, которые определяли направления, когда над ними стояло солнце: рано утром они указывали ровно на восток, в девять часов на юго-восток, в полдень на юг, в три часа дня на юго-запад, в шесть часов строго на запад, ну, и еще одна – на полвторого дня, то есть между полуднем и тремя часами.
Но были ли эти ориентиры абсолютно точными? Я рано начал в этом сомневаться, часто размышляя, как следует правильно находить стороны света. Люди говорили, что в Хали солнце в зените располагалось западнее Брейдабольсстадюра. Действительно ли это был полдень и верно ли ориентир указывал на юг? Кто это вычислил? И каким образом он производил измерения? По часам? Но шли ли те часы правильно? И с какого места в Хали он это высчитывал? От какого дома? Может быть, от одного из сараев? Это могло заметно повлиять на результат. Кроме того, от этих ориентиров был толк исключительно в Хали.
На эти вопросы ни у кого не было ответа – хуторяне разве что всегда говорили, что в полдень солнце стояло западнее Брейдабольсстадюра. Но то, что обычно рассказывали, меня не удовлетворяло. И никто не знал, действительно ли это происходит именно в полдень. А мне хотелось знать точно. Мне было известно, что на небе есть примечательная звезда, называемая Полярной, и что она указывает строго на север. Но я не знал, где она находится, и никто не мог мне ее показать. Если бы я мог найти ее на небе, я бы увидел, где находится север, и на основании этого определил бы направление на юг, положив прямой шест через конек нового сарая или уборной и направив его одним концом на Полярную звезду – другой конец как раз указывал бы на юг. Зная, где находится север и юг, я легко мог бы определить местоположение запада и востока при помощи обычного угольника. Но угольник должен иметь совершенно прямой угол – а как в этом удостовериться?
Таково было мое первое знакомство с проблемой определения сторон света. И в решении подобных задач – как верных направлений, так и правильных расстояний – впервые, насколько я это помню, проявилось мое стремление к точности, потом меня никогда не покидавшее. Это порой делало меня посмешищем в обществе, которое в целом не особо ценит корректность измерений.
Ломая голову над этими вопросами, я узнал о существовании чудодейственного прибора – компаса и был совершенно потрясен. Я ранее никогда его не видел, но слышал, что он показывает стороны света и что французские шхуны ходят по курсу с его помощью от самой Франции прямо до песков Сюдюрсвейта даже в ночной темноте, при ураганах, заволакивающих все мглой, и непроницаемых туманах. Только представьте себе!
Я достаточно быстро уяснил себе суть компаса, а рассказы знающих людей о нем убедили меня в его незаменимости. Я всем нутром ощутил, что жизнь была бы намного интереснее, появись у меня компас. Тогда бы я не затруднялся с определением направлений и нашел бы правильные ориентиры среди горных вершин. Ошибки в ориентировании ушли бы в прошлое и остались в Сюдюрсвейте только в преданиях. А как бы это знание пригодилось в плохую погоду! С компасом не было бы риска заблудиться и, возможно, даже пропасть в темноте или пурге. Как много людей погибло из-за такой глупости, как отсутствие компаса! А если бы компас был на рыболовецких лодках у нас в Сюдюрсвейте, насколько больше они могли бы вылавливать рыбы и меньше подвергать себя опасности в море! Всегда, когда находит туман или начинается кромешная метель, приходится возвращаться на берег, даром что рыба в такую погоду ловится хорошо. Вот так! Если рыбаки чуть замешкаются, может случиться, что они больше не найдут берег. А дома женщины и дети будут в ужасе метаться по хуторским дорожкам, думая, что их мужья и отцы заблудились в море и, возможно, идут прямиком в океан Молоха[61].
В начале XX века покупка компаса была серьезной проблемой в Сюдюрсвейте. Точнее, это проблема не стояла ни перед кем, кроме меня. Жившие там люди могли обрести царстве Божие, проводя время в домашних чтениях и произнося
