стрельбой?
– Все хорошо, – неуверенно кивнул Адлер.
Куроки подошел к окну и продолжал диалог, глядя на улицу.
– Я и сам не хочу, чтобы Вы пропускали плановые занятия, и, поверьте, я знаю, насколько это важно. Попробую убедить комиссию, чтобы с Вами провели их отдельно.
Заведующий судебным отделением психиатрической клиники закрытого типа долго отказывался сотрудничать, требуя почтового перевода оригинала письма, составленного Адлером за подписью Пчинского вместо факса. Но после звонка Куроки и его убеждений, состоящих преимущественно из фраз: «Воспрепятствование отправлению правосудия», «Причастность к похищению», он все-таки поступился с принципами.
Весь пакет документов, а именно: амбулаторная карта, постановление суда о направлении на лечение, врачебное предписание и другие, были высланы в кабинет Адлера. Часы показывали 9 вечера, когда по факсу прошел последний документ: медицинское освидетельствование смерти Карела Дворжака.
– Надеюсь, это все, что Вам нужно? – произнес заведующий сухим старческим голосом.
Прижимая трубку к уху, следователь внимательно смотрел на графу документа: «Причина смерти – асфиксия». Ему понадобилось несколько секунд, чтобы сосредоточиться и вспомнить вопрос.
– Да, – ответил он. – Здесь сказано, что причина смерти – асфиксия. Где я могу посмотреть детали?
Послышался легкий хрип, затем шелест бумаги.
– Я уже отправил Вам заключение патологоанатома, молодой человек, будьте внимательнее. Там сказано, что он задохнулся во сне. А теперь, извольте, мне пора идти. Ждем оригинал запроса почтой.
Не успел следователь добавить что-то еще, как связь оборвалась. На ознакомление с содержанием остальных документов не осталось ни сил, ни времени.
Запачканный архивной пылью ворот его рубашки сделался колким. Давно привычная одежда казалась тяжелой. Прохладный воздух улицы приятно бодрил. Направляясь домой, Адлер чувствовал себя рассеянным, точно человек, суетливо бегающий по квартире в поисках ключей, не замечая, что они уже находятся в его руке. В глубине души он ощущал, что добытые им материалы дела дают ответ на тревожащий его вопрос, только вот сам вопрос он никак не мог сформулировать. Все его доводы – лишь обломки рассуждений, уносимые потоком мыслей, разрозненность недосказанных фраз.
Ближе к полуночи он обнаружил себя стоящим перед открытым холодильником без возможности вспомнить, зачем пришел. Попытался закрыть дверцу, но этому помешала опрокинутая с полки бутылка джина.
«Не сегодня», – сказал Адлер джину и поставил бутылку на место.
Перед сном ему вспомнилась копия паспорта Карела Дворжака. Почему-то на этот раз лицо человека, осужденного за убийства, не казалось ему столь устрашающим.
Глава 22: Частично декортицированный
Путь к селекторному залу, где гнездилась группа, занимающаяся расследованием, пролегал мимо кабинета психологической поддержки, в котором находилось массивное зеркало. Надпись над зеркалом гласила: «Ты – лицо правопорядка. Убедись, что выглядишь подобающе!» Проходя мимо, Адлер бросил косой взгляд на свое отражение: осовелое лицо немного опухло, щеки горели от затупившейся бритвы и дешевого мыла. Он выглядел так, словно только что закончил ночное дежурство, зато опрятная одежда вполне соответствовала требованиям, даже более – контрастировала с тем, кто в ней находился.
– Опять в ванной спал? – спросил у него Новотный, широко улыбаясь. В отличие от Адлера, его с раннего утра переполняла энергия. Быстро бегающие из стороны в сторону глаза находились в постоянном поиске.
– Нет, в этот раз на полу, – ответил Адлер с серьезным лицом и сделал глубокий вдох.
В кабинете, помимо ядреного аромата стойкой туалетной воды, количество которой Новотный никогда не жалел, присутствовал запах жженых чернил. Монотонно звучала техника, от копировального аппарата веяло теплом.
– Давно ты уже здесь?
– Около получаса, недолго. Куроки поднял, сказал быть готовым к твоему появлению.
Они несколько секунд молча смотрели друг на друга, словно играли в гляделки. Новотный, не выдержав, возмутился:
– Так ты скажешь, что случилось, или мне самому занятия придумывать?
Адлер показал кипу документов, которые пришли факсом намедни. Новотный попросил взять тайм-аут, отправился заваривать кофе, основательно обдумывая план действий. К работе возвращался он нехотя.
История болезни Карела Дворжака размещалась на факсовой ленте длиной в несколько метров. Следователи смотрели на нее, как на список покупок Санта-Клауса в канун рождества, или как на бегущие по экрану титры очень долгого фильма. Перед тем, как углубиться в изучение, Адлер разрезал ленту на несколько равных частей, с помощью «степлера и отборной брани» из полученного смастерил альбом. Читая листы, следователь рассчитывал понять, стала ли скоропостижная смерть психопата итогом чувства вины, или же виной всему результат врачебного вмешательства.
Познания следователя в области психиатрии были скудны, потому диагноз «частичная декортикация головного мозга3» не сказал ему ни о чем. Единственное, что удалось понять – после серии инсулиновых ком маньяк превратился в «овощ».
Изучая материал, следователь испытывал смешанные чувства. «Пациент охотно рассказывает о совершенных им преступлениях, но по-прежнему отказывается говорить о своем сыне», – он несколько секунд всматривался в эту одинокую строчку в надежде, что рядом с ней появится что-то еще. Проверил амбулаторную карту: «Карел Дворжак… детей не имеет». Теперь Адлеру стало казаться, что бездетный маньяк-психопат Карел Дворжак и Карел Дворжак, оказавшийся на лечении в психиатрической клинике – два абсолютно разных человека.
Появившийся к полудню заместитель Куроки застал в селекторном зале одного Адлера, спящего на стуле с зажатыми листами в руке. Несколько секунд он смущенно всматривался в полицейского, узнавая в нем молодого себя. Он легко кашлянул, рассчитывая прервать сон следователя. Безрезультатно.
– Пан Адлер, с Вами все в порядке?
Подняв широко раскрытые покрасневшие глаза, следователь постарался сделать вид, что не спал. Встрепенувшись, он придвинулся к столу, зашуршал бумагами.
– Где остальные? – настойчиво спросил заместитель.
В ответ следователь устало пожал плечами. Куроки перешел к делу:
– Что удалось узнать?
– Кажется, у Дворжака был незарегистрированный сын. Я подумал, может, это он? – следователь поморщился, поднял листок с изображением печати Дворжака 30-летней давности, сравнил его с печатью из хлева мясника Томаша. – Как-то все это странно смотрится, – неопределенно добавил Адлер, точно боялся сказать лишнего.
– Такое чувство, будто бы Вы сомневаетесь, что 30 лет назад полицейские задержали того, кого нужно? – подсказал заместитель.
– Я этого не говорил, но всякое бывает.
Взяв минутную паузу, Куроки погрузился в раздумья, затем быстро затараторил:
– Что ж, для начала необходимо получить информацию обо всех лицах, находившихся под стражей или на принудительном лечении по решению суда с 89 года. Это должно объяснить длительность интервала между преступлениями. Так же стоит сделать запрос в миграционную службу и узнать, не покидал ли кто-нибудь страну на этот период. Правда, на помощь последних надеяться не стоит, к тому же подобные проверки занимают много времени. Что скажете?
Адлер быстро замигал глазами. Они закрывались сами по себе. Услышанные им
