–Я догоню вас через минуту.
Икогда они вышли, сказал:
–Я вот о чем хотел попросить. Будь поосторожнее, ладно?
–Разумеется.
–В конце концов...
–Тебе не о чем тревожиться. С моим “млинзи” у дверей я могу спать спокойно.
–Ты что, хочешь сказать?..
–Конечно. Это его привилегия, он чрезвычайно ею дорожит.
–Ради всего святого!
–Кроме того, я запру дверь.
Аллейнпочувствовал, что того и гляди расхохочется.
Всетрое молча добрели до своего временного кабинета. Войдя в него, мистерУипплстоун провел ладонью по редким волосам, упал в кресло и сказал:
–Он солгал.
–Президент, сэр? – спросил Фокс таким голосом, словно услышал нечто скандальное.– Насчет копейщика?
–Нет-нет-нет-нет! Когда сказал, что никого конкретно не подозревает.
–Ну-ка, ну-ка, – сказал Аллейн. – Объясните нам. Почему?
–По причине, которую вы сочтете совершенно негодной. Его повадка. В свое время яхорошо знал этот народ, возможно, настолько хорошо, насколько это доступнобелому человеку. Мне нравятся эти люди. Вранье дается им с трудом. Но, Аллейн,дорогой мой, вы же и сами прекрасно знаете Президента. Разве вы не заметили то,что заметил я?
–Он человек чести, – сказал Аллейн, – и очень преданный друг. Я уверен, что емубыло нелегко солгать мне. Да, я думаю, он испытывал неловкость. Думаю, что онподозревает кого-то. По-моему, он что-то скрывает.
–Как вы думаете, что?
Аллейнзасунул руки в карманы штанов и прошелся по комнате. Его фрак, фрачные орденана груди и общее выражение врожденной элегантности составляли странный контрастс одетым в повседневный костюм мистером Фоксом, сержантом в полицейской форме идаже мистером Уипплстоуном в его потертом смокинге и кашне.
–У меня нет ничего, – наконец сказал он, – за что я мог бы поручиться. Давайтепока ограничимся фактами, хорошо? Сэм, не могли бы вы, пока мы еще здесь, короткопересказать нам их разговоры на представлении в бальной зале? Я знаю, вы написалиотчет, я чертовски вам благодарен и можете мне поверить, внимательно изучукаждое его слово. Я просто надеюсь, что нам удастся немного продвинуться прямосейчас. Да, и перескажите нам, что именно сказал слуга по поводу показанийвашего дворецкого. Начните с момента его появления в библиотеке.
–Я попробую, – сказал мистер Уипплстоун. – Хорошо. Слуга. Сначала Президентвелел ему рассказать, что он делал за несколько минут до убийства и сразу посленего. Насколько я могу перевести его слова, они звучали так: “Я скажу то, чтодолжен сказать”.
–Это, в сущности, означает: “Я скажу правду”?
–Правильно, но может означать и иное: “Я скажу то, что мне приказали сказать”.
–То есть вы полагаете, что его уже припугнули?
–Возможно. Не знаю. Затем он сказал, что столкнулся в темноте с другим лакеем.
–С Чаббом?
–Ну да, – со вздохом ответил мистер Уипплстоун.
–А Чабб уверяет, что этот человек на него напал.
–Вот именно. Так вы мне сказали.
–Вы думаете, что нгомбванец солгал?
–Я думаю, что он мог умолчать о нападении.
–Понятно. А другой – копьеносец, “млинзи” или как его? Он что-нибудь рассказывал?
МистерУипплстоун поколебался.
–Нет, – сказал он, наконец. – Нет, тут другая история. Он сказал, мне кажется,это я помню точно, что принес страшную – в смысле повергающую в трепет – ужасную,если угодно, клятву верности Президенту и потому, если бы он был виновен, никогдане смог бы объявить себя перед Президентом ни в чем неповинным, тем более рядомс телом своей жертвы.
–Выходит, Президент почти точно перевел мне его слова.
–Да. И по-моему это правда. Однако, – я надеюсь, мой дорогой Аллейн, вы несочтете меня наглецом, если я скажу вам, что Президент – человек в общем ицелом простой и потому не учитывает, а возможно и не замечает никакихрасплывчатостей и двусмысленностей, способных бросить тень на его людей.Впрочем, вы, разумеется, знаете его лучше, чем я.
–Вы полагаете? – сказал Аллейн. – Возможно. Хотя время от времени он меняозадачивает. Все очень непросто, можете мне поверить.
–В нем есть что-то удивительно располагающее. Вы ведь кажется говорили, что былиочень близки с ним в школе.
–Он постоянно твердит, что я его лучший друг. Когда-то это действительно так ибыло. И знаете, у него очень светлая голова. С изучением юриспруденции он управлялсятак, что любо-дорого было смотреть. В одном вы правы, – задумчиво сказал Аллейн,– то, во что ему не хочется верить, он отбрасывает, не задумываясь.
–И он разумеется не желает верить, что один из его людей совершил преступление?– подсказал мистер Уипплстоун.
Фоксутвердительно хмыкнул.
Аллейнсказал:
–Нет. Похоже, что нет – не желает.
Онсердито потер пальцем нос.
–И все же мне кажется, – продолжал он, – что мы удим рыбу не в том пруду. И ужво всяком случае, в очень мутной воде.
–Вы не будете возражать, – спросил мистер Уипплстоун, – если я задам вам прямойвопрос?
–Ничего не могу сказать. Сначала я должен его услышать.
–Согласен. Тогда так. Вы считаете, что жертвой покушения должен был статьПрезидент?
–Да.
–И думаете, что оно повторится?
–Думаю, еще одна попытка более чем вероятна. Более чем, – сказал Аллейн.
Повислодолгое молчание.
–Чем мы займемся дальше, мистер Аллейн? – спросил Фокс.
–Будь я проклят, если я знаю. Ночь, можно считать, закончилась. Нам приказалиубираться отсюда, это сомнений не вызывает. Вот и давайте убираться. Надо известитьоб этом Фреда Гибсона, не так ли?
МистерГибсон нимало не огорчился, услышав, что их изгоняют из посольства. Этоизбавляло его от попыток решения несостоятельной, да собственно и нерешаемойзадачи и позволяло сосредоточиться на привычном деле – организации мер безопасностивне посольства и во всех тех местах, куда Президенту взбредет в голову отправиться,пока не завершится его визит. Когда Аллейн сообщил ему, что появления Президентана публике будут сокращены, если не отменены вообще, он выразил сдержанное, ноглубочайшее удовлетворение.
–Можно сказать, – говорил он теперь, – что какую-то пользу из всей этой каши мывсе-таки извлекли.
