тикового дерева и, достав тяжелую золотую цепочку с внушительного вида ключами, Лавкрафт открыл не менее трёх замков, прежде чем повернул огромную латунную ручку, выполненную в виде немигающего глаза осьминога, обрамлённого волнистыми щупальцами.
— Моя библиотека, — сказал он просто, но с явной гордостью, и повёл меня внутрь.
Конечно, некоторое время назад я понял, что всё в этом доме намного превосходит изначальную обстановку Уиппла Ван Бурена Филлипса, но я был уверен, что ничто в этой сказочной версии любимого дома Лавкрафта не внушило бы его деду большего благоговения, чем библиотека, в которую я сейчас вошёл.
Там были полки с книгами высотой в два этажа. В стене напротив входной двери имелось три высоких окна, но даже под ними располагались стопки книг, ещё больше их было на двух длинных столах и на стульях с высокими спинками, на полу и в углах. Я увидел чудесную коллекцию учёного, и я сгорал от желания потрогать переплёты и пролистать страницы этих книг.
— Впечатляет, не правда ли? — спросил меня Лавкрафт. — Я полагаю, что это, безусловно, лучшее в мире собрание книг в жанре ужасов и фантастики. Вон там, например, под греческой нишей, в которой находится бледный бюст Паллады, находится своего рода чудесное собрание первых изданий и рукописей наряду с другими, гораздо более экзотическими артефактами Эдгара По, которые я никогда не смел даже надеяться увидеть, не говоря уже о том, чтобы прикоснуться к ним и владеть в дни моей безвестности.
Лавкрафт медленно двигался по длинной комнате, указывая тростью на ту или иную сказочную редкость и удовлетворённо описывая их странные особенности и сложные истории, а я, спотыкаясь, следовал за ним в каком-то оцепенении, с возрастающим изумлением разглядывая все эти легендарные сокровища. Я увидел в этой библиотеке неизвестные книги таких гигантов, как Артур Мейчен, Амброз Бирс и Артур Конан Дойл. Даже будучи специалистом в этой области, я не подозревал о существовании таких изданий.
В конце концов мы добрались до дальней стены комнаты и, стоя у одной из изогнутых стальных лестниц, ведущих на балкон, Лавкрафт осторожно положил руку на голову крошечной горгульи, стоящей на полке, и посмотрел на меня с чрезвычайно торжественным и серьёзным выражением на своём длинном, худом лице.
— Вы должны пообещать мне самым серьёзным образом, — объявил Лавкрафт довольно строго, и в его голосе не было и следа насмешки, — что вы никогда не раскроете ничего из того, что вы далее увидите, если у вас не будет моего полного разрешения на это.
Я посмотрел на Лавкрафта, пытаясь найти какой-нибудь знак, указывающий на то, что эта внезапная крайняя суровость являлась какой-то забавной позой, но потом я понял, что он действительно был смертельно серьёзен. Я утвердительно кивнул головой.
— Боюсь, мне нужно нечто большее, чем простое кивание, — сказал Лавкрафт без тени юмора в голосе.
— Я обещаю, что сохраню в секрете всё, что вы собираетесь мне показать, — ответил я. — Обещаю.
Лавкрафт долго изучал моё лицо, затем улыбнулся, ткнул маленькую горгулью точно в нос, и, без единого звука стеллаж плавно скользнул в сторону, открывая моему взору продолжение полок с книгами. Там была меньшая и, как я сразу понял, гораздо более зловещая, вторая библиотека, искусно спрятанная внутри первой!
— Эти книги тоже связаны с ужасной фантастикой, — заметил Лавкрафт, входя в эту таинственную маленькую комнату. Его лицо по-прежнему сохраняло выражение торжества, но в его голосе чувствовалась некая насмешка. — Существенным является то, что теперь мы вышли за пределы отдела художественной литературы моей небольшой библиотеки и перешли в ту часть, которая связана с фактами, и, хотя многие из этих фактов были бы решительно опровергнуты современной мудростью этого мира, здесь есть многое, что одобрили бы самые серьёзные исследователи.
Лавкрафт указал пальцами на секцию книг справа. Я быстро осмотрел корешки и заметил множество имён, хорошо известных любому, кто претендует на минимальное знакомство с современной физикой.
— Конечно, даже в этой относительно безопасной области знаний есть книги, которые могут очень серьёзно обеспокоить нынешнее научное сообщество, — сказал Лавкрафт. — Например, формулы, нацарапанные в той маленькой записной книжке Эйнштейна прямо у вас перед носом. Но я думаю, что учёному с такими особыми вкусами, как у вас, Эдвардиус, будет более интересно взглянуть вон на те книги.
Я с удивлением уставился в дальний конец комнаты, мне показалось, что в этом зрелище имелось что-то очень странное и неправильное. Я не мог точно определить, что это было, вся та часть комнаты казалась подозрительно тёмной, как будто она была каким-то образом завуалирована — неприятный и очень тревожный образ ужасно липкой паутины всплыл в моём сознании, словно угол маленькой библиотеки находился непропорционально далеко. У меня возникло необычное ощущение, что я никогда не смогу дойти до того угла, и если я потрачу на это часы или даже недели, то, скорее всего, умру при ужасных обстоятельствах где-нибудь на полпути, если решусь попробовать.
Но, очевидно, всё это не имело смысла, поэтому я взял себя в руки и сделал шаг к полкам, на которые указал Лавкрафт. Тогда он мягко положил руку мне на плечо, чтобы остановить меня, затем бочком протиснулся вперёд и, встав так, чтобы закрыть мне обзор, он выполнил короткую серию ритуальных жестов; затем он отошёл в сторону, слегка поклонился, и махнул мне рукой. Я снова посмотрел в тот угол и вынужден был улыбнуться — моё воображение слишком разыгралось, потому что теперь там вообще не было никаких признаков какой-либо необычной темноты, и если когда-либо и существовало то странное пространственное искажение, оно уже полностью исчезло.
Но когда я подошёл к полкам и начал читать названия книг, я почувствовал, что моя улыбка быстро исчезает. Я протянул руку, внезапно ставшую липкой, схватил с полки изъеденный червями том и нервно перевернул несколько его страниц, которые были не бумагой, а чем-то отвратительно толстым, почти дряблым, что, казалось, издевательски выпало из моих пальцев, словно живое, прежде чем полное отвращение полностью овладело мной, и я поспешно и с содроганием поставил книгу на место. Я повернулся к Лавкрафту и увидел, что он обеими руками опирается на трость и улыбается мне с видом человека, который удачно пошутил.
— Этого не может быть — воскликнул я, а затем сглотнул и выдавил из себя: — Я понимаю… вы улыбаетесь, потому что дурачите меня, потому что эта книга — замечательная подделка, и вы напугали меня ею!
— Нет, вовсе нет, — сказал Лавкрафт, всё ещё ухмыляясь. — Я улыбаюсь, потому что книга реальна, потому что ваш страх обоснован,
