весь переполненный сарказмом, – Одни понты! Тоже мне, ох-хотнички!..
Мы стоим с Загаром, у своего балка и смотрим вслед удаляющемуся вездеходу.
– Почему, у людей – всегда так?! – недоумённо обращаюсь я к Загару, – Приехали! Дурняком пошлялись по лесу! Выпили привезённое пиво! Расстреляли все банки в округе… И – домой! Почему, у людей – всегда так?!
Загар всё понимает. Он поднимает левую бровь вверх и снизу-вверх, скашивает на меня свой глаз…
Одиночно или небольшими группками деревьев, по побережью вдоль южных подножий вулкана Тятя, растут лиственницы. Неказистые и корявые на морских террасах и в виде крупных деревьев – подальше от моря. Все они приурочены к местам бывших поселений людей…
Во всяком случае, для дикой природы Кунашира, это дерево – не характерно. Оно, здесь, не растёт. На соседних островах Итуруп и Шикотан лиственница растёт, а у нас, на Кунашире – не растёт!
– Для того, чтобы на Кунашире посадить саженец лиственницы – его сюда нужно было завезти! – понимаю я, – В прошлом, саженцы или семена лиственницы, к нам можно было доставить – только морем, на корабле! А, этот долгий процесс исключает сиюминутное желание! Значит – целенаправленно! Значит, лиственница почиталась, на Кунашире, за особенное дерево!
Из моего определителя растений следует, что в дикой природе Итурупа и Шикотана, растёт лиственница Гмелина. Раньше она называлась «лиственница курильская». В книге Л.М.Алексеевой «Флора острова Кунашир» указываются гербарные сборы только лиственницы японской, которая произрастает в дикой природе Хоккайдо.
– Значит, всё это – лиственница японская! – не сомневаюсь я.
И вот наступила пора, когда на деревьях лиственницы здесь, под Тятей, сформировались молодые шишки. Но, почему-то, на одних лиственницах – они малиновые, а на других – зелёные! Это, для меня, как ботаника – просто удивительно!
– Окраска молодых шишек – ведь, это чёткий, видимый невооружённым глазом, видовой признак! – искренне недоумеваю я, – Один вид – а шишки разные! Как, такое, может быть?!
И я зарываюсь в определители растений…
– Вот! – возмущаюсь я, – И определители – однозначный ответ дают! Если разные шишки – значит и разные виды!.. Что, это значит? Хм! Это значит, что у нас, на Кунашире – два вида лиственницы, а не один! Как считается, вот уже на протяжении последних пятидесяти лет…
Однако, моя ботаническая догадка требует более предметных доказательств.
– Хм! Новый вид! – хмыкаю я, – Это, тебе – не мелочь по карманам тырить! Здесь, одного признака, в виде окраски молодых шишек – мало!
И я принимаюсь собирать полевой материал…
Так началась моя «лиственничная компания». Несколько недель подряд, я упорно «склёвываю» молодые шишки с лиственниц. Я забираюсь в крону каждого дерева лиственницы и в отдельный мешочек складываю шишки! В этикетке к мешочку, я пишу номер дерева, высоту дерева, диаметр ствола, длину хвоинок… Это целая таблица разных параметров!
Наконец, все, известные мне на нашем участке острова, лиственницы – обработаны! Теперь, в каждом углу нашего с Загаром дощатого жилища, лежат мешочки с шишками! Я открываю определитель растений.
– Вот! – разговариваю я, сам с собой, – Разные виды лиственницы чётко различаются между собой, по количеству кроющих чешуй в шишке!
Я вновь, с головой погружаюсь в работу! Как заправская кедровка, я, пинцетом «расклёвываю» шишки…
– Одна, две, три… – считаю я слагающие шишку, чешуйки, выдёргивая их, одну за другой, – Так! Дерево номер двадцать четыре. Диаметр ствола тридцать восемь сантиметров. Высота дерева четыре метра шестьдесят сантиметров. Шишка номер восемнадцать…
Колонки цифр заполняемых мною таблиц, уже рябят в глазах. Но упорства, мне – не занимать…
И вот! Наступает день, когда работа всего последнего месяца, завершена.
– Всё!
Я листаю страницы своего «научного труда». Бегло просматриваю колонки цифр…
– Загар! Какие интересные выводы получаются! Например, длина хвоинок не является строгим отличительным признаком вида! Хотя, до сих пор, указывается в определителях. А вот, шишки – это действительно, круто! Здесь, у меня получился целый спектр вариантов! Есть прямо-таки, классический вариант лиственницы японской. У этих деревьев – зелёные молодые шишки. Шишки же, имеющие малиновую окраску, резко отличаются от них! Они – не только гораздо мельче размерами, но и чешуек в этих шишках – вдвое меньше! Вместо сорока у зелёных, у малиновых шишек, их – всего двенадцать – шестнадцать! Малиновые шишки этих, более призёмистых деревьев, гарантированно показывают, что это – лиственница курильская! Толмачёв, в своём старом определителе тысяча девятьсот пятьдесят шестого года, также приводит для этого вида, в качестве отличительного признака, малиновый цвет шишки! Почему же, в современных определителях, этот признак убрали?! Идиотизм…
– Ладно! – решаю я, – Поеду зимой, во Владивосток – там всё выясню, у флористов. Уж, я им души наружу выверну! Своей въедливостью…
Ближе к августу, в наш с Загаром балаган «попросились» на постой рыбаки! В кавычках попросились – потому, что они и есть хозяева этого балка. Это местная бригада прибрежного лова. Теперь – наш балок полон народу! Полон шуток, грубых мужских разговоров… Но к нам с Загаром все относятся с пониманием. Под потолком развешаны, сушатся мои гербарные рамки…
Очередное, солнечное утро. Наша бригада рыбаков работает на кунгасе в нашей бухточке. В балке – только я с Загаром, да повар. От нечего делать, повар решил побродить по ближайшим окрестностям. Вскоре он, возбуждённый, появляется у нашего балка: «Саня! Медведь! Там – следы медведя! Свежие!».
– Где? – подхватываюсь, от перекладывания «травы», я.
– Там! По дороге прошёл! К верхнему дому!
Я – любопытный. И я скор на действия. Я беру в руку своё ружьё и командую своей собаке: «Загар! Пошли!». Мы немедленно отправляемся, посмотреть всё своими глазами. Тем более что это – совсем рядом! Мы с Загаром, бодро шагаем по колеям заросшей дороги, к подножию высокой морской террасы…
Через семьдесят метров, едва поднявшись на плато террасы, я натыкаюсь глазами на отпечатки когтистых лап, по грязи старой вездеходной колеи.
– Так! – я приседаю над следами, – Свежий след! Медведь. Молодой.
Молодой медведь, совсем недавно прошагал по дорожной грязи.
Широким полукругом подрезая обширное поле высокотравья, вездеходный заезд кольцом обкручивает Тятинский дом и подходит к нему уже сзади, со стороны леса. Осторожно, прислушиваясь и присматриваясь к окружающему нас морю лопухов, я шагаю по колее. С обеих сторон дороги – трёхметровая, зелёная стена листьев и зонтов. Я внимательно поглядываю на то, как ведёт себя Загар. Ведь в лопухах, где ничего не видно, он – мои глаза и уши. Весело обнюхивая листья лопухов, любознательный лайчонок, как всегда, суёт свой нос везде, куда только возможно. На его морде и хвосте – никакой тревоги! Загар просто радуется жизни, его глаза то и дело весело поблескивают на меня…
Вот и дом! Трёхметровая, лопуховая просека дороги подводит нас к его стене, сзади. Загар крутится здесь же, около меня, спокойно лезет с колеи, под зелёные зонты белокопытника…
Немного постояв на
