может тогда я согреюсь.
Не вижу, а чувствую, что все на меня смотрят. Смотрят и молчат. Почему они не смеются? Почему не насмехаются и не хейтят меня вместе с Милкой?
Представляю себя — мокрую, в прилипшей к телу одежде, без очков. Резинка сползла, я механически стягиваю ее с хвоста, и теперь по волосам на плечи стекают струйки воды.
Представляю, какой у меня сейчас жалкий вид и чувствую, что сейчас разревусь. Внезапно на плечи кто-то набрасывает полотенце, замечаю на руке татуировку. Дима?
Поднимаю невидящие глаза, изумленно хлопаю мокрыми ресницами и инстинктивно хватаюсь за края полотенца, плотнее их стягивая. Справа Диму от меня оттесняет Каменский.
— Машка, пойдем, я отведу тебя в раздевалку.
Хочу сказать, что не могу идти, но вдруг все куда-то исчезают, и надо мной нависает хорошо прокачанный торс. Такие же прокачанные руки хватают за плечи и встряхивают.
— Маша, Мышка, как же так? Я в душе был, меня ребята позвали.
Протягиваю руку и касаюсь лица Никиты. Я сразу узнала его по голосу, по запаху, по дыханию. Это скорее по привычке, все так делают, кто плохо видит.
— Маш, ты чего? — он ловит мою руку и задерживает у щеки. Его дыхание щекочет мне ладошку.
— Я тебя не вижу, Никита, — шепчу ему, — я же слепая…
Рваный вдох-выдох, и я оказываюсь прижата к крепкой груди. Топольский без футболки, его кожа влажная, пахнет гелем для душа. Мне хочется поцеловать его, но я сгорю от стыда, если позволю себе сделать это при всех.
Никита запускает руку в мои волосы, я замираю, вслушиваясь в его дыхание. Он кладет подбородок мне на макушку и стягивает сильнее края полотенца.
— Ник, держи, — сбоку появляется рука с моими очками, и я узнаю голос Мамаева.
— Спасибо, Анвар, — Никита берет очки и протирает их полотенцем.
— Спасибо, — бормочу, перехватываю у Топольского очки и дрожащими руками надвигаю на переносицу.
И чуть заново не падаю в бассейн. Здесь почти весь класс, они все обратно из раздевалок выбежали, чтобы посмотреть на опозорившуюся Заречную.
Милена с Алисой стоят здесь же, смотрят пренебрежительно, Милка та даже с вызовом. Правильно, я не побегу на нее жаловаться, и вряд ли кто-то рискнет связываться с ней из аутов. Да я и сама не хочу, чтобы у ребят из-за меня были проблемы.
Никита делает знак Анвару, тот подходит ближе. Наверное, на случай, если мне опять вздумается грохнуться в бассейн. Сам Никита направляется к Милке, и я съеживаюсь от неприятного предчувствия.
— Что такое, Топольский? — насмешливо спрашивает Милена. — Не бойся, не утонула твоя Заречная, вон у нее сколько поклонников оказывается. Она всех вас по очереди обслуживает или ты, как главный, вне очереди?
— Ну и стерва же ты, Милена, — говорит громко Лена Светлая, и я хлопаю глазами полностью шокированная.
Сначала Ляшко, теперь Светлая. Элита заступается за аута? Разве такое возможно?
Топольский подходит, некоторое время пристально смотрит на Милену, потом резко срывает с нее цепочку с кулоном и бросает в бассейн. Она от неожиданности ойкает и хватается за горло.
— Я не бью девушек, — цедит сквозь зубы Никита, — но, если тронешь Машу, пожалеешь. Поняла?
Милкин взгляд сверкает молниями, но ответить она не успевает, раздается громкий окрик физрука:
— Заречная! Ты что, правда в бассейн свалилась? Говорил же, смотри под ноги! До инфаркта меня довести хочешь? Или до тюрьмы?
Он подбегает очень испуганный, хватается за сердце, и мне его даже жалко. Конечно, если бы я утонула, его бы посадили в тюрьму. Но мне не хочется ябедничать на Милку, пусть он считает, что я бестолковая и неуклюжая.
— Чего смотрите? Идите переодевайтесь, — машет руками физрук.
У самой раздевалки стягиваю полотенце и ищу глазами Ляшко. Он стоит у входа в мужскую раздевалку и смотрит на меня странным, задумчивым взглядом. Замечаю, что многие парни из класса смотрят так же непонятно.
— Дима, спасибо тебе, — протягиваю ему полотенце.
— Не за что, — качает головой Ляшко и неожиданно добавляет: — Ты очень красивая, Маша.
На миг теряю дар речи. Я? Красивая? Я не ослышалась? Со своим большим ртом и толстыми губами? Еще и в очках. Ну, может у него такой вкус…
— Я жду тебя на улице, — говорит Топольский резким тоном, оттягивая меня от Ляшко и подталкивая ко входу в женскую раздевалку.
— Хорошо, — покорно отвечаю и иду переодеваться.
Когда сушу волосы, ко мне подходит Лена.
— Почему ты не носишь линзы? — спрашивает она, и я чуть не роняю фен. Выключаю его и поворачиваюсь к однокласснице.
— Не могу, слезятся глаза. После операции, если зрение не восстановится, можно будет попробовать.
— У меня линзы. И я давно их ношу, ты попробуй, Маш. Может, попробуй другого производителя? Я тоже очкарик, но про очки уже и не вспоминаю, а коррекцию буду делать после выпускного.
— Спасибо, Лена, — благодарно улыбаюсь, и она улыбается в ответ.
— Забей на эту курицу, они с Алиской — две душнилы.
Настроение сразу поднимается. Одеваюсь, достаю телефон и вижу непрочитанное сообщение в мессенджере. Игровой бот. Сердце дергается и замирает.
«Вы водите машину?»
Набиваю «Нет», а у самой от нехорошего предчувствия сдавливает легкие.
«Для вас есть новое задание».
И от того, что я вижу, мне становится плохо.
Глава 19.1
— Там не механика, Севас, — говорит хмуро Макс, — на крутых тачках на всех коробки автомат.
— Значит, тем более она справится, — Севка трет подбородок. — Нам главное, чтобы она рулить научилась, ей даже на первой передаче катиться можно будет. В любом случае другого раза может не быть, я сегодня еле стащил эти ключи. Повезло, отец рано уснул. Так что придется тебе Машку учить.
— А почему именно «Пастораль»? — спрашиваю я, хотя на самом деле особого значения для меня это не имеет.
Каменский молча пожимает плечами. Он, как и я, мало разбирается в местных ресторанах.
— Наверное, потому что «Пастораль» выходит в переулок, — предполагает Голик, — и когда у них аншлаг, машины ставят вдоль дороги за парковкой.
Мы сидим в гараже Севкиного отца. На улице темно, я наплела маме, что пошла к Альке в гости, а сама приехала сюда. Мальчики спорят, а я потерянно смотрю в стену.
