Пока человек не преступает и не наслаждается тем, что видят его глаза, ангелы милосердия и ангелы мира подобны Праведнику. Пока человек не украшает свое лицо, с тем чтобы другие возжелали его и старается не думать в сердце своем о желаниях, Он ниспускает сияние…
Не следует нанимать работника или учителя, который смотрит на женщин, когда ему не нужно с ними говорить. […] Закон в том, что мужчина не должен смотреть на женщину, если только ему не нужно с ней говорить. […] Со своей женой следует говорить только во время события [т. е. коитуса].
Главная сила благочестивого человека в том, что хотя они смеются над ним, он не оставляет своего благочестия. Его намерение – ради Небес, и он не смотрит на лица женщин […] особенно там, где женщин часто можно видеть, например, на свадьбе, где женщины нарядно одеты и украшены […] И он не смотрит на женщин, когда те умываются. […] Ничто лучше не пресекает желание, чем закрывание глаз.
Недавно было предложено еще одно, парадоксальное, объяснение зоокефалии в ашкеназских рукописях, согласно которому дело не в еврейских законах скромности и не в юдофобии христианских художников, а в самостоятельном решении самих евреев, принятом с учетом галахических запретов, с одной стороны, и зооморфных пейоративных изображений в христианском искусстве, – с другой: с достоинством представать в образе благородной птицы – орла – или же фантастического грифона – гибрида орла и льва, близкого уже не к зверю и не человеку, а к ангелу.
Песнь песней царя Соломона. Трехчастный махзор, XIV век.
Библиотека Венгерской академии наук, Венгрия
В христианском искусстве – от книжной миниатюры до церковных барельефов – евреи изображались с человеческими головами, однако иногда вместо них или вместе с ними оказывались определенные звери или птицы, по тем или иным причинам ассоциируемые с иудаизмом. Таких персонажей из мира животных было несколько – в разных странах и в разное время преобладали те или другие. Далее речь пойдет о двух самых, пожалуй, распространенных: свинье и сове.
Judensau в текстах, ритуалах, изображениях
Хотя свинья, как всем всегда было хорошо известно, считается в иудаизме нечистым животным («…потому что копыта у нее [свиньи] раздвоены и на копытах разрез глубокий, но она не жует жвачки, нечиста она для вас; мяса их не ешьте и к трупам их не прикасайтесь», Лев 11:7–8), она с античности ассоциировалась с евреями, разумеется, в негативном ключе. Этой специфической связи (и, как считается, вызванному ею запрету на употребление свинины в пищу) даются разные, весьма причудливые, объяснения. Так, Тацит пишет в своей «Истории» (5.2.1–5.5.1):
Большинство же писавших сходится на том, что, когда в Египет пришло моровое поветрие, от которого тело покрывается язвами, царь Бокхорис вопросил об избавлении от него оракул Гаммона и получил ответ, что следует очистить царство, а людей такого рода, как ненавистных богам, выселить в чужие земли. их всех разыскали, собрали вместе, а затем бросили в пустыне […] Чтобы народ навсегда остался ему верен, Моисес ввел новые обряды, противоположные обрядам остальных смертных. У них пóшло все, что для нас свято, и, наоборот, все, чего мы чураемся, у них дозволено. […] Они воздерживаются от мяса свиньи в память о постигшем их несчастье, потому что эти животные подвержены той же чесотке, которая некогда поразила их самих.
Если Тацит возводит особую связь евреев со свиньей к моменту исхода из Египта, то очень живучий и популярный в разных фольклорных традициях, как западно-, так и восточноевропейских, сюжет видит в этом наказание за злое отношение евреев к Иисусу. Евреи (или фарисей), дабы испытать Иисуса, его пророческий дар, прячут в каком-то месте еврейку (или беременную еврейку; еврейку с детьми; под одним корытом еврейку с детьми, под другим – свинью с поросятами) и просят угадать, кто там. Иисус отвечает, что свинья с поросятами, и спрятанные люди действительно превращаются в свиней и таковыми остаются. Приведем пару примеров этой этиологической легенды из славянской традиции, записанных в Белоруссии и на Украине в конце 1970-х годов:
Яны [евреи] взяли падлажыли пад карыто жыдоўку и спрашивають:
– Што тут?
– Свиння и парася.
Аткрыли, а там свиння и парася. И от еўрэи свинины не едять, гаворать: «То наша тетка».
[Евреи хотели испытать Христа и посмеяться над ним.] В пич замуруемо жидывку [и посмотрим, угадает ли он. Спрашивают у Христа: ] «Ўгадай, шчо в пэчи е». – «Свяня и дванаццать поросят». [Евреи открывают, а там и правда свинья и двенадцать поросят.] От чого воны сала ны ядять.
Из авторитетных средневековых авторов первым тему сходства свиньи и евреев поднял франко-германский ученый и аббат Рабан Мавр в своем трактате «О природе вещей» (847):
Свинья символизирует нечистое и грешников, о которых сказано в Псалме [16 (17):14]: «которых чрево Ты наполняешь Твоими скрытыми [сокровищами]. Они сыты плотью свиньи [ошибочный перевод, на самом деле: полны сыновьями] и оставят остаток детям своим». Он [псалмопевец] говорит, что евреи полны нечистым, тем, что сокрыто Господом, то есть тем, что известно как запрещенное. Под плотью свиньи он имеет в виду то, что названо нечистым в заповедях Ветхого Завета. Однако евреи передали остаток своих грехов своим сыновьям, когда воскликнули: «Кровь его на нас и на детях наших» (Мф 27:25).
Трактат Рабана Мавра стал основой для средневековых бестиариев, в которых свинья – персонаж безусловно отрицательный. Она, в частности, символизирует грешника-рецидивиста, который возвращается на свою грешную стезю, что, разумеется, хуже, чем согрешить впервые. Это видение образа свиньи подкрепляется цитатой из 2-го Послания апостола Петра (2:22): «Но с ними случается по верной пословице: пес возвращается на свою блевотину, и вымытая свинья идет валяться в грязи».
Особенно настойчиво евреев сопоставляли со свиньями в германских землях. Это проявлялось, в частности, в юридических церемониях; так, сборник законов «Швабское зерцало» (Аугсбург, 1274–1280) предписывал евреям приносить очистительную клятву, стоя босиком на свиной шкуре:
