Однако усталость наотрез отказывалась выполнять свои прямые обязанности: глаза не закрывались и сон не шел.
От нечего делать, вслушиваясь в мерное дыхание Яна, я таращилась и таращилась в редеющую темноту до тех пор, пока сопение аспиранта вдруг не стихло. Я насторожилась.
Однако в ту самую секунду, когда я уже была на грани, готовясь бежать и звать на помощь, солома в лежанке аспиранта зашуршала.
Крепко накрепко зажмурившись, я сделала вид, будто сплю. Зачем? Так поди разбери.
Мгновение, и тонкая, выбитая шкура легла мне на плечи. Парой аккуратных тычков Бранов соорудил вокруг меня уютный теплый кокон.
Снова волнительная тишина, а затем шуршание. Ян, поерзав на колючей соломе, вновь улегся на свое место, а вот у меня душа укладываться теперь уже окончательно отказалась.
Окончательно и бесповоротно.
Глава 12. Бранов удивляет снова
На исходе ночи усталость все же вспомнила перечень своих обязательств и сморила меня спасительным сном. Правда за качеством сновидений все же не доглядела. Они были до того путанными и пугающими, что я диву теперь даюсь, как не просыпалась каждую секунду с бешено колотящимся сердцем.
Однако скорый восход солнца прогнал не только темноту, но и, похоже, дурные сны. Потому с лежанки я сползла отнюдь не из-за страхов, а по причине странного вибрирующего звука. Он гулко отдавался в груди, находя отклик нутра. Разливался по телу, успокаивал и бодрил одновременно.
Разлепив глаза, я уселась на лежаке.
Голова трещала. Ночью царила прохлада, а едва встало солнце, занялась духота. Спать в жаре всегда отвратительно: мозг тяжелеет. А тут вообще почти тропики.
Эх, аспирин бы сейчас, да холодный душ…
— Шани?!
Она и впрямь сидела у меня в ногах как настоящая кошка: подобрав лапы под себя и обнявшись хвостом. Увидев, что я проснулась, она распрямилась, сев по-человечьи.
Вибрирующий звук стал тише, но на нет не сошел.
— С пробуждением! Ты беспокойно спала, Создательница. Мы пришли утешить тебя.
Окончательно сразившись со сном, я огляделась. В полутемном помещении, едва озаренном дневным светом, падающим из щелей в стенах, оказалось не менее дюжины кошкотов. Все они, сидя клубками, теперь распрямлялись, открывали глаза, и звук становился все слабее и слабее.
— Вы что, мурчали для меня? — догадалась я.
Кошка недоуменно моргнула глазами-лунами.
— Пели.
— Пели… — повторила, как зачарованная вслушиваясь в последние ноты теплой кошачьей песни.
Теперь ясно, почему сны под утро вдруг стали приятнее. Кот — радость в любом из миров.
Шани тем временем махнула лапой и плотная, пухлощекая кошка поднесла сверток.
— Моя одежда! — на радостях я даже поблагодарить кошку забыла. Схватила футболку с джинсами и немного по-детски прижала к груди. — А ботинки?
Шани и пышечка на секунду смутились.
— Мы давно не встречались с людьми, Создательница. Пращур нашего умельца когда-то был человечьим сапожником, но…
Расстроенно помычав, я натянула джинсы. Плакали, похоже, мои ботиночки.
— Он починит твои сапоги! — заверила Шани, наверняка уловив мое расстройство. — Рано или поздно…
Коты согласно закивали, мяукая.
— Спасибо, — улыбнулась я, изощренно выгибаясь, чтобы надеть футболку и не оголить непристойные места.
Выходить из шалаша никто явно не собирался, но не по причине бестактности. Нет. Кошкоты вольный народ, дикий. Они просто не понимают, что в этом такого запретного, ведь некоторые женщины ходили без туники. Только в набедренной повязке, а иные и вовсе без нее.
Хотя понять их можно, ведь жара даже в шалаш забралась, обратившись в духоту. Дышать было трудно, а все тело ото сна казалось вялым и безвольным. Будто лук вареный.
— А где…? — наконец одевшись и закатав штанины как можно выше, ткнула я пальцем в пустующую лежанку аспиранта.
Шани стриганула ушами, чуть нахмурившись. Прислушалась. Искала средь звуков снаружи голос Яна.
— Идем, — вскочила она и стремительно направилась к выходу.
Остальные тоже поднялись, но дождались, пока я покину Дом Совета, а уж потом отправились следом.
Удивительно, но вместе с тем, что мне оказывали почтение, я словно бы была с кошкотами на равных. Никаких тебе завтраков в постель, никакого выстроенного в скором порядке за ночь у кострища пантеона во славу Создательницы, ни восторженно кланяющейся и бьющейся в экстазе толпы.
Пронесло, как говорится.
* * *
Мут была права. Дневное солнце палило в десятки раз сильнее и ярче, поэтому ступить за пределы защищенного крышей крыльца, я все никак не решалась. Вместо этого, сощурившись, уставилась туда, куда указывала лапкой Шани.
На одном из островков, окруженном будто бы невысокой плотиной из глины и ветвей, стайка ребятишек-котят с увлечением глядела в заросли бурой травы. В них пара детей постарше и Бранов, бродили с длинными, заостренными с обоих концов шестами.
— Рыбу ловят, — пояснила Шани, когда аспирант, чуть присев, замер, разглядывая что-то в мутной воде.
— Рыбу?
Рывок, удар! Самодельный гарпун с всплеском вошел в толщу воды и с силой ударился о дно. Ребятня заулюлюкала, захохотала, когда Ян, огорченно разведя руками, выдернул шест.
— Ми-мо, — самодовольно скрестила я руки на груди.
Пропустить такое представление и остаться стоять так далеко, я не смогла. Как на пожар к берегу бежала.
— Доброе утро! — пропустив колкость мимо ушей, Бранов снова напрягся, готовясь к нападению на ничего не подозревающую рыбину. — А тебе голову, не напечет, о, Создательница? Стоишь тут на солнце…
Снова удар гарпуна и громкий всплеск. Брызги полетели в разные стороны.
Прикрыв уже порядком нагретую макушку обеими руками, я беззлобно засмеялась.
— Опять мимо!
Котята тоже покатились со смеху, но также беззлобно. Похоже, их одинаково радовал и успех, и неудача аспиранта.
— Поддержала бы, — в ответ хохотнул Ян, попутно слушая указания длиннолапого, тощего подростка с рваным ухом.
У того на верхнем конце шеста уже «сидела» пара тройка серебристых рыбок. Местный чемпион видать.
— Понял, — совершенно серьезно кивнул Ян. — Сейчас попробую.
Кот отошел, а аспирант замер. Дождался, пока муть осядет, прицелился и атаковал.
— Ха-ха-ааа! — счастливо озираясь, завопил Бранов.
Даже я подскочила и прихлопнула в ладоши.
Слабо трепыхаясь, улов наконец был пойман, и Ян с довольным видом выполз на берег. Сняв с острия рыбу и бросив ее в корзину, на дне которой уже с десяток таких же рыбех лежало, он улыбнулся Яфе, самоотверженно отгоняющей ребятню. Детвора егозила от нетерпения, так и норовя увести хоть одну пойманную чужестранцем рыбку и заесть сырьем.
