— Вы изучали ее индивидуальные характеристики?
— Да, но в настоящее время их недостаточно, чтобыидентифицировать пулю. Вы знаете — она была наполовину расплющена…
— Итак, ваша честь, — торжествующе провозгласил Страун, — яповторяю свое предложение: объявить револьвер, представленный сержантомГолкомбом, вещественным доказательством номер один.
— Я протестую, — внезапно проговорил Нили, вставая, — этозаявление некорректно и не может быть принято во внимание. Оно не имеет подсобой достаточных оснований. Оно никак не вытекает из показаний свидетеля.
С высоты своего места судья Киппен с любопытством взглянулна молодого адвоката.
— Правильно ли я вас понял, мистер Нили, — доброжелательно,но с оттенком легкого недоумения проговорил он, — основываясь только на томфакте, что пуля не может быть достаточно тщательно исследована, вы предлагаетене включать оружие, по всей видимости находившееся у обвиняемой, в число улик?
— Обвинение не доказало, что револьвер находился уобвиняемой. Он был изъят у мистера Мейсона.
— Разумеется, можно придираться к мелочам, — судья пожалплечами, — но я не хотел бы быть излишне пунктуальным. Вы можете представитьсвидетельство, доказывающее, что револьвер находился у другого лица. Если жетакого свидетельства не существует, выводы обвинения должны быть приняты вовнимание.
— С позволения суда, я хотел бы высказать еще однозамечание: несмотря на заявление свидетеля, мы пока не знаем, из какого оружиябыло совершено убийство.
— Я не вижу никаких оснований не доверять очевидным фактам:обвиняемая показала, что у нее был револьвер и что из него она произвела двавыстрела в направлении движущейся следом машины, которой управлял человек слицом, закрытым наволочкой.
— И мы можем с уверенностью сказать, что ни одним из двухэтих выстрелов человек этот не был убит, — вмешался Мейсон.
— Почему?
— Потому что из показаний свидетеля следует, что наволочкабыла надета на жертву после совершения преступления.
— Именно. Этот вывод и дает возможность обвинению настаиватьна виновности подсудимой, — проговорил судья.
— Совершенно верно. И именно этот вывод позволяетутверждать, что убитый не является тем человеком, в которого стрелялаобвиняемая.
— Как? Что вы сказали? — Судья Киппен даже привстал отнеожиданности. — Вы считаете, что в тот день на дороге было два человека вмасках из наволочек?
— А почему бы и нет? — улыбнулся Мейсон. — Мы предлагаемобвинению доказать обратное.
— Если это очередной спектакль, — покачал головой судья, —вам не удастся заставить меня принять ни одно из ваших возражений, но если увас есть доказательства…
— Они есть, ваша честь, — произнес Мейсон. — Я попросил бысуд провести повторный осмотр того места, где была найдена машина.
— Что нам это даст, мистер Мейсон?
— Защита сможет представить реальные доказательства,подтверждающие ее правоту. Я думаю, эти доказательства покажутся судудостаточно убедительными.
— Ваша честь, — голос Страуна дрожал от негодования, — всемдавно известно, что во время предварительного следствия адвокаты нередкостараются отвлечь внимание суда подобными эффектными выходками. Между темфункции нашего сегодняшнего разбирательства четко определены: мы должныустановить, было ли совершено преступление, и если да — есть ли вероятность,что подсудимая является его участницей. Я уверен, что, принимая во вниманиедоказательства, представленные обвинением, суду следует ответить на обапоставленных вопроса утвердительно.
— Суд склонен согласиться с мнением прокурора, мистерМейсон, — проговорил судья.
— Разумеется, — произнес Мейсон, вновь занимая свое место застолом защиты.
— Простите, мистер Мейсон, — обратился к нему судья Киппен,— я не собирался лишать вас возможности отстаивать свое мнение.
— Мне нечего сказать, — произнес Мейсон, — имеющиесясвидетельства показывают, что убийство было совершено и что виновна в нем, по-видимому,подсудимая.
— Вы… Вы так считаете? — с недоумением проговорил судья.
— Да, конечно. Но мне бы хотелось, чтобы уважаемый судсогласился с тем, что имеющихся свидетельств недостаточно для всестороннегорассмотрения дела.
— Я, кажется, начинаю понимать, — улыбнулся судья.
— Я протестую, — проговорил Джофри Страун. — Я считаю…
— Вы хотите лишить обвиняемую права представлятьдоказательства своей невиновности? — не дав ему договорить, горячо произнесМейсон.
— Нет, разумеется, нет, но… Я так и знал: нас снова втянулив эту игру. Я не понимаю, что может извлечь суд из повторного обследованияместа происшествия. В конце концов, у нас есть фотографии.
— Что ж, дайте мне взглянуть на них, — решительно произнессудья, — если мне покажется, что в этом есть необходимость, мы сами осмотримместо происшествия.
— Надо ли мне приглашать фотографа, чтобы онзасвидетельствовал подлинность снимков, ваша честь? — спросил Страун.
— Это необходимая процедура, если только…
— О, в этом нет необходимости, — проговорил Мейсон, — мыразделяем стремление суда, насколько это возможно, сократить времяпредварительного расследования. Если господин прокурор даст слово, что этиснимки были сделаны под его руководством опытным фотографом и что они правдивоосвещают изображенную на них действительность, у нас не будет оснований непринять их в качестве допустимой улики.
— Очень хорошо, ваша честь, — произнес Страун и с улыбкойобратился к Мейсону: — Возможно, я был к вам несправедлив. Меня радует вашестремление к сотрудничеству.
— Боюсь, — улыбнулся в ответ Мейсон, — вам еще не однаждыпредставится случай не согласиться со мной.
— Здесь десять фотографий, — продолжал Страун, — онипронумерованы, и у каждой на обороте помечено, что изображено на ней.
— Я могу взглянуть на копии? — спросил Мейсон.
— Разумеется. — Страун протянул адвокату пачку бумаг.
Мейсон и Нили склонились над фотографиями. Не отрывая глазот одного из снимков, Мейсон медленно поднялся и произнес:
— Я бы хотел привлечь внимание суда, равно как господинапрокурора, к изображению номер семь, на котором мы видим, как это указано наобороте, деревянную опору решетки, пробитую пулей.
— Да, я вижу, — проговорил судья, — и что же?
— Суд, может быть, заметил в глубине снимка большой дуб — онрасположен слева от столба. Если приглядеться, можно различить на его стволедовольно отчетливое пятно на высоте… Я бы сказал, на высоте двух с половиной —трех футов от земли. Это светлое пятно с темным центром.