Сын Эйнштейна жил среди демонов. Он умер безумцем.
9 сентября 1933 года Альберт Эйнштейн покинул континент и направился в Англию. Его ждали в Оксфорде. Он прочитал там лекцию. Ему предложили профессорскую кафедру. Он отклонил эту честь, как отклонит и предложения Хаима Вейц-мана возглавить Еврейский университет в Иерусалиме, для создания которого он приложил столько усилий. Он не хочет возвращаться в Палестину, хотя знает, какие последствия имело бы такое решение, и убежден как никогда, что у еврейского народа должна быть своя земля. Теперь, когда само выживание его единоверцев под угрозой. Теперь, когда руководство Германии пообещало истребить евреев под корень. В тот час, когда к власти пришел человек, ясно заявивший о своем стремлении уничтожить этот народ, написал об этом и продолжает заявлять об истреблении евреев всё громче, всё более открыто, и к тому же переходит от слов к делу. Однако Эйнштейн чувствовал, что слишком стар для столь бесплодной земли, для сражения, забрезжившего на горизонте и внушающего ему опасения, — сначала против Англии, страны-мандатория, потом против арабских националистов и даже своего собственного народа. Он больше не воображает себя на горе Скопус, рядом с Иудейской пустыней, с ручкой в одной руке и оружием в другой. Он не ощущает себя вождем. Не хочет, чтобы ему навязали роль, которую он не выбрал себе сам.
Мадрид тоже предложил ему место в университете. Он отказался. Он не одобряет политику Франко. И потом, он обещал Флекснеру. У него то же предчувствие, что и десять лет назад, когда он сказал жене, что германским евреям отведено не больше десяти лет. Старая Европа не внушает ему ничего стоящего.
После лекции в Оксфорде его примут высшие лица в государстве: Остин Чемберлен, Уинстон Черчилль, Ллойд Джордж… Он с каждым говорил о тревожном положении демократов и евреев в Германии.
Он собирается уезжать. Будто гора с плеч свалилась.
Но с той стороны Атлантики пришло известие о некоем движении, возглавленном Женской патриотической корпорацией, которое намеревалось закрыть ему доступ в Америку. Собирали подписи, оказывали давление, писали в прессе. В Вашингтоне, как и в Берлине, утверждали, что Эйнштейн — сообщник коммунистов. Им не нужен «красный». Им не нужен Эйнштейн. Нобелевскому лауреату придется неоднократно оправдываться в разных интервью. Нет, он никогда не был коммунистом. А если оказался среди симпатизирующих власти большевиков, то ради общей борьбы с нацизмом, за мир, в поддержку испанских республиканцев. Ему непременно нужно унять эту кампанию. Он знает, какая власть у американских лобби. Он знает — и факты это подтвердят, — что Америка не склонна принимать с распростертыми объятиями еврейских беженцев из Германии. Америка тоже закроет ворота на засов. Судьба евреев скоро будет решена. Эйнштейн не хочет оказаться в мышеловке. Он заявляет о своей ненависти к любому диктаторскому режиму, об отвращении к сталинской системе: его чувства искренни. По мере того как в американской прессе появляются его заявления, а слухи постепенно стихают, он может расслышать скрежет приоткрывающейся двери. Врата свободы — Кони-Айленд.
7 октября 1933 года в Саутгемптоне он поднялся на борт трансатлантического лайнера «Вестморленд».
Эйнштейн покидает Европу. Вынужденно. Живая мишень уходит в океан. Эйнштейн отплывает в Америку. Он проживет там до самой смерти. До последнего дня ноги его не будет на немецкой земле. Он отправляется дорогой изгнания разбитый, уничтоженный. Но сражение еще далеко не закончено. Его имя, его лицо еще будут появляться на первых полосах газет. Его позиция будет вызывать полемику. Одно его присутствие будет воодушевлять толпу. Изгнанника еще ждут часы славы. И потоки слез.
За кормой остались английские берега, он смотрит вдаль на Старый Свет, свою родную землю. Тонущий корабль. О чем думает Эйнштейн посреди океана? Его судьба — песчинка в буре. Его идеалы сметены ураганом истории. Его сражения проиграны. Его близкие обречены на бегство. Возможно, посреди шума волн ему слышатся победные речи Ленарда, его заклятого врага. Возможно, он вспоминает себя подростком, апатридом, уезжающим от Мюнхена и его военных парадов на поезде, который идет в Италию. Но у него теперь нет столько сил, как в юности. Время и история поглотили иллюзии. Там, в Берлине, который был его городом, изрыгает ругательства Гитлер, ликует Ленард. Чье имя останется в истории — ученого, превозносимого до небес нацистскими властями, вскидывающего руку вверх с возгласом «хайль, Гитлер!», или этого человека в свитере бродяжки, который плывет на корабле — убегает?
ПРИНСТОН
В парке росли красновато-рыжие деревья, поутру слепившие огнями осеннего солнца. Дом в глубине парка словно был одет в покровы света. Всё тихо и красиво. Порой ветер встряхивал ковер из опавших листьев у подножия тополей. И снова всё успокаивалось. Небо в тот год было ясным. Если пройтись по берегу озера Карнеги в двух шагах от дома, в небе были видны мерцающие звездочки, само сияние которых наполняло чувством безмятежности. Вдалеке, по синеве неба, шли тонкие штрихи птичьих верениц, наверное, уток. Но если напрячь слух, вряд ли расслышишь птичий крик. В ушах по-прежнему раздавались рукоплескания, клацанье сапог, вопли ненависти. Сквозь яркую картину красоты природы, открывающуюся взору, проступало ужасное зрелище брусчатки, попираемой сапогами, и темного неба, под которым бродит страх.
Принстон, островок тишины и покоя. Поселившись в доме 2 на площади Библиотеки, деревянном доме с большими стеклянными дверями на веранду в тени сосен, Эйнштейны как будто оказались в раю. Ад, разверзавшийся по ту сторону Атлантики, вход в который они успели разглядеть, казался нереальным. Возможно ли, что всего несколько недель назад надо было бежать и прятаться? Неужели в самом деле звучали злобные речи, мрачные угрозы? Или они очнулись после долгого кошмара? Да, завтра или через месяц можно будет вернуться в другой тихий уголок — их дом в Капуте. Да, солнце взойдет и рассеет мглу.
Он раскрывает окно, вдыхает полной грудью чистый воздух с осенним запахом, обводит взглядом деревья вдалеке. Уже светло, позднее утро. В дверь стучат. Он оставляет окно полуоткрытым, слегка поправляет домашнюю кофту и идет открывать. Почтальон, улыбаясь, вручает ему тяжелую пачку писем. Он закрывает за ним дверь.
На каждом конверте марки с изображением Гитлера. Все из Германии. Внутри — письма, написанные тем же почерком, торопливым и лихорадочным, тем же удрученным тоном. Душераздирающие призывы о помощи, срочные просьбы друзей или незнакомых. «Заступитесь за нас, дорогой Альберт Эйнштейн. Нам нужен аффидевит[84] за вашей подписью. Выступите поручителем за нас. Иначе нам нельзя будет отсюда уехать. И тогда мы пропали».
Он поднимается в кабинет. Задергивает шторы, погружая комнату в полумрак. Кладет письма на стол, аккуратно раскладывает по кучкам. Чинное щебетание птиц больше не доносится до него. Только крики отчаяния звучат в его мозгу. Он достает из ящика несколько бланков со своими реквизитами, берет вечное перо. Он ответит на каждую просьбу, даже если придется писать всю ночь.
