Когда поезд подъезжал к остановке, она встала и подошла к выходу. К стенке вагона был приклеен прямоугольный рекламный листок, на котором был изображен мальчик со шприцем в руках. Наташа прочитала: "Реабилитационный центр доктора Нуразбаева. Звоните, пока не поздно!" Реклама обещала полное и окончательное избавление от всех видов наркотической зависимости за несколько недель. Наташа достала из сумки карандаш и переписала телефон в записную книжку. По дороге домой она вспомнила, что несколько месяцев назад видела доктора Нуразбаева по телевизору. Вспомнила, что он понравился ей: у него были умные глаза, которые, казалось, видят то, чего не видят другие, и он рассказывал совершенно невероятные вещи о своей клинике, где-то в Казахстане, куда приезжали лечиться со всего мира. Тогда ей казалось, что к ней все это не имеет ни малейшего отношения.
Наутро, едва проснувшись, Наташа заторопилась к Сереже. "Прежде чем ехать за мамой, я должна знать, что с ним все в порядке". К Сереже ее не пустили: приемные часы здесь соблюдались строго, но повидать лечащего врача ей все же удалось. Сперва он показался ей молодым и неопытным, но когда он быстро и толково ответил на все ее вопросы, она рискнула задать ему еще один:
— Скажите, доктор, вы что-нибудь знаете о клинике Нуразбаева?
— Конечно! В прошлом году я даже хотел пройти там стажировку, но на это не нашлось денег.
— Вы считаете, что Сереже там действительно могли бы помочь?
— Думаю, что да. Но это дорого.
— Насколько дорого, не знаете?
— Точно не знаю. Несколько тысяч. Долларов, разумеется. Видите эту женщину? — Он показал ей на стоящую у окна женскую фигуру.
— Да. Кто это?
— Год назад она потеряла сына: умер от передозировки. А сейчас у нас лежит его брат. Оба они когда-то по подвалам нюхали клей. Знаете, как называют таких ребят? Нюхачи. А потом перешли на героин. Один умер, а второго мы лечим, но мы мало что можем…
В недалеком будущем его ждет та же участь. Необратимое поражение клеток головного мозга… Мы можем вывести человека из состояния наркотической абстиненции, хотя это тоже непросто. А вот ликвидировать психологическую зависимость очень тяжело. Да что там, практически невозможно. А вот в клинике Нуразбаева это умеют. Если бы у нее были деньги, мальчика можно было бы спасти, а так…
— Да, — сказала Наташа, — да. Я понимаю.
Она подумала о деньгах, которые остались в Париже. Ни разу за это время она не вспомнила, не пожалела о них, но сейчас они бы могли так пригодиться. Какая насмешка! Эти деньги, которые она получила за преступление и которые она только чудом, благодаря случаю, не потратила на тряпки и подарки, сейчас могли бы спасти Сережу. "Неужели это расплата за то, что я совершила? И разве мало я уже наказана? И неужели это еще не конец? Я сама, сама во всем виновата".
Она шла, не замечая ничего вокруг, и ее мозг сверлила одна-единственная мысль — где взять денег? Она вспомнила о Вере, которая предлагала ей помощь. Попросить у нее? Но разве это возможно? Есть еще Ленка, которая должна скоро приехать. На ее счету собралась довольно приличная сумма из денег, полученных от Виктора за квартиру. Ленка, наверное, одолжила бы ей, но как их потом отдать? Из чего? Ей никогда не накопить такую сумму. И потом, как быть с Ленкиными мечтами о ремонте?
Наташа остановилась. "Квартира… да, квартира. Как же я не подумала? Я же могу продать нашу!"
Она вспомнила, что часто находила в своем почтовом ящике рекламные листочки с заманчивыми предложениями о продаже или обмене квартир. Свою двухкомнатную в центре она вполне может обменять на такую же двухкомнатную где-нибудь подальше. А на разницу… "Нет. Невозможно. Мама не захочет. Она всю жизнь прожила в этом доме. И у меня никогда не повернется язык ей это предложить. Никогда. Значит, надо искать деньги. А для начала узнать, сколько стоит лечение в клинике Нуразбаева. Может быть, и не так дорого? Может быть, действительно Ленка могла бы мне одолжить?.. Я бы устроилась на две работы или опять пошла к тем новым русским, они предлагали. Надо позвонить Ленке в Париж и спросить, когда она приедет. Да, и телефон. Надо срочно заплатить за телефон".
* * *
Когда Наташа поднялась в отделение, Зинаида Федоровна, уже одетая, ждала ее в коридоре.
— Наташа, наконец-то! Ты одна? Я думала, ты придешь с Сережей… Что с тобой?
— Ничего, мамочка, все в порядке. У Сережи подозрение на аппендицит. Вчера вечером его забрали в больницу. Но ты не волнуйся, с ним все в порядке, я сегодня у него уже была.
— Что значит — "в порядке"? Что с ним?
— Врач говорит, что это были просто колики.
Они вошли в палату. Наташа взяла сумку с вещами и плед. Потом они попрощались со старушками, которые сидели на кроватях и кивали им, как китайские болванчики, потом поблагодарили нянечек, сестер и врачей и, спустившись по лестнице, вышли в больничный двор.
— А теперь говори, что с Сережей, — сказала Зинаида Федоровна. — И не вздумай врать: все равно не умеешь.
И еще, имей в виду, что небылицы, которые ты рассказываешь, пугают меня гораздо больше, чем любая правда.
Наташа, опустив одну половину и смягчив другую, рассказала матери, что произошло.
— Ты только не волнуйся! Я говорила с Аркадием Николаевичем, помнишь его? Он сказал, что есть место, где его могут вылечить.
— Что это за место?
— Есть такой реабилитационный центр. Может быть, помнишь, в прошлом году мы видели по телевизору: выступал главный врач, нарколог, и рассказывал всякие чудеса? Его фамилия Нуразбаев.
— Конечно, помню. Но ведь это Бог знает где: то ли в Казахстане, то ли…
— В Казахстане. Но разве дело в том, что это далеко? Главное, они сумеют ему помочь.
— Но ведь это наверняка очень дорого. Где ты собираешься взять деньги?
— Займу у Ленки. У нее накопилась приличная сумма.
— И сколько же нужно?
— Около четырех тысяч…
— Четырех тысяч?
— Долларов…
— Это невозможно. Из чего ты будешь отдавать?
— Мамочка, как-нибудь! Со временем расплачусь. Устроюсь на другую работу. Или еще что-нибудь придумаю. Уверяю тебя, это не такие деньги, которые нельзя заработать.
— Ты не можешь брать такую сумму. Ты не имеешь права влезать в долги и ставить Лену в такое положение…
— Что ты предлагаешь?
— Надо продать нашу квартиру. Если купить такую же где-нибудь на окраине, то наверняка останется какая-то разница, которой хватит на лечение. Во всяком случае, надо узнать.
— А как же ты?
— При чем тут я? Сейчас надо думать о Сереже. А мне все равно, где жить, лишь бы вы были здоровы.
Квартиру в Сивцевом Вражке получил еще ее отец, когда в 1934 году был назначен главным инженером крупного строительства. В тридцать седьмом его арестовали, но семью не выслали, и они с матерью дождались его освобождения перед самой войной. Через два месяца он ушел на фронт, откуда уже не вернулся. В этой же квартире она прожила с мужем короткую, но счастливую жизнь, вырастила Наташу, дождалась внука. Не так давно один старый врач, к которому Наташа возила ее на консультацию, сказал, что пожилым людям, особенно сердечникам, лучше не менять привычных условий жизни. К чему он это сказал, она уже забыла, но хорошо помнила, как ответила ему: "Менять? Боже сохрани! Мне кажется, если я проснусь и не увижу нашу липу во дворе, я сразу умру!" Но разве теперь она могла думать о себе, когда Сережа нуждался в помощи?
