В эту минуту на сцене появилась сама миссис Гилкрист, завернутая в розовый шелк и белые меха, и заскользила по комнате, напоминая дикую птицу, которая летит очень низко, почти касаясь когтями поверхности озера. Она привлекла к себе внимание несомненным величием и укоризной во взоре. Громко хлопнув в ладоши, она воскликнула: «Дети мои! Дети мои! Что тут происходит? Почему бы не поторопиться? Как насчет истребления еврейского господина?» С этими словами она ласково потрепала Галена по подбородку, отчего у него вырвался короткий смешок, хотя на лице появился едва заметный страх — он не имел ни малейшего представления о том, какое значение вкладывает в это слово миссис Гилкрист. Однако для девиц в этом не было тайны. Тотчас же появились спрятанные за спинами тюбики с губной помадой самых разных оттенков — они были похожи на маленькие красные расщелинки тысячи жаждущих любви левреток. Столпившись вокруг лорда Галена, девушки наклонились над ним и принялись сосредоточенно его раскрашивать, покрывая все доступные места великого мужа цветочками, надписями, паутинками, сердечками, стрелами, а также менее известными граффити, например гениталиями других представителей животного царства, знаменитых своей похотливостью. Это был почтенный обряд поклонения плодородию, исполненный почти без пререканий, тогда как восторженный Гален, все еще с привязанными руками, сохранял спокойствие, первый раз в жизни чувствуя себя достойно оцененным, любимым и понятым. Правда, время от времени его одолевала усталость, и он повисал на столбах. А потом произошла катастрофа.
Чтобы разрисовать спину, ягодицы, не говоря уж о ногах лорда Гале на, юные дамы миссис Гилкрист полезли на кровать, и это привело к беде. Тяжелый балдахин раскачался, неожиданно упал с рамы и повлек за собой столб — к счастью, лорд Гален каким-то образом увернулся и избежал удара по голове. Тем не менее, одна рука у него все еще оставалась привязанной, хотя теперь он беспомощно лежал на полу. На его теле не осталось ни дюйма, не испытавшего на себе художественного энтузиазма девиц, и Гален походил на татуированного воина-маори, готовящегося к битве, или африканского вождя, собирающегося отправлять колдовской обряд. Естественно, началась веселая паника с пиханьем, синяками и царапинами, а когда стало ясно, что часть кровати стоит крепко, девушки опять поспешили к лорду Галену и стали помогать ему сойти с креста, гладя его, что-то мурлыча и не давая испугаться. Но он все же испугался, правда не сильно, так как виски умертвил его чувства. Распятого и уничтоженного, его перетащили на ближайший диван и уложили, словно соблюдая некую церемонию, а потом забросали подушками, оставив на свободе лишь чудовищно расписанную голову, — будто американские индейцы похоронили тотемный столб. Но под подушками было уютно и тепло, и к Галену вернулось хорошее настроение, ибо он не потерял уверенности, что восстанет на третий день, по крайней мере, так ему обещала миссис Гилкрист. «Поспите немного, дорогой», — предложила она. Однако обстоятельства сложились иначе.
В эту минуту с видом ангелов-мстителей появились двое, и тут как по волшебству буря стихла, подчиняясь судьбоносному жесту. Одним из пришедших оказался Феликс Чатто, побелевший от изумления, возмущения и ярости. Он размахивал аккуратно свернутым, лондонским зонтом — подходящим символом неодобрения. Потом высоко поднял зонт, наверное, так Зевс нес свой трезубец, а святой — скипетр. И закричал, немного задыхаясь от волнения: «Немедленно прекратите!» Скорее всего, эти слова относились в первую очередь к лорду Галену, но прозвучали достаточно громко, чтобы их услышали все, кто находился в комнате. Вторым из вновь прибывших, как ни странно, оказался сконфуженный Шварц, чувствовавший себя явно не в своей тарелке. Он стоял с несчастным видом и размахивал желудочным зондом — его ввело в заблуждение состояние Галена5 который все еще пребывал в легкой эйфории, несмотря на свою ужасающую раскраску. Феликс метался в ярости, его чувство que dira-t-on[70]нарастало день за днем по мере того, как до него доходили слухи о культурных изысканиях Галена. «Вся Женева смеется над вами!» — крикнул он и ударил лежавшего дядю зонтиком, однако удар пришелся по подушке, издавшей довольный звук. У Галена изменилось лицо — скажем, исказилось — и это было заметно, несмотря на раскраску. До него, так или иначе, дошло, что он в унизительном положении, поэтому он решил взять верх, используя тактику нападения. «Вот уж не думал, Феликс, встретить тебя в таком месте», — глухо произнес он. И злой Феликс прошипел в ответ: «А вы сами? Я-то пришел за вами и привез врача и «скорую помощь». На сей раз вас прочистят раз и навсегда в лучшей больнице Женевы!» Лорд Гален пожал плечами и поднял руки, нижняя губа у него подрагивала, и на минуту всем показалось, что он вот-вот заплачет. «Ты строго судишь меня, — проговорил он, дернув головой. — В конце концов, после всего, через что я прошел, ты судишь меня слишком строго».
Все еще размахивавший зонтом Феликс сказал: «Кто-то должен действовать. Последний месяц был кошмарным. На каждом шагу я натыкаюсь на ваших комитетчиков, которые спрашивают о вас, или, еще хуже, сообщают мне о вашем поведении — в высшей степени неприятные новости, должен заметить».
«Феликс, но ведь это из-за них я решился на такое. Если бы ты знал, через что я прошел — мой милый мальчик, это же настоящий американский роман, честное слово! Боже мой! Какой разгул насилия, вульгарности и мерзости. Я едва верил собственным глазам. И каждый — «краеугольный камень»! Нет, Феликс, это коммунизм, это католицизм, вот так-то. А теперь я собираюсь установить шкалу приемлемости Галена и посмотреть, как это скушают Объединенные Нации. Боже мой, до чего я устал!» Он как будто начал кое-что понимать. И только тут до него дошло, что он весь в помаде. Он не мог оторвать от себя взгляда и едва слышно посмеивался — смеяться тише было невозможно. «Ладно, если я должен, то должен», — проговорил он и вытянул перед собой руки.
Какое-то время никто не мог решить, во что его одеть перед выходом из владений миссис Гилкрист; а потом появились два интерна с носилками, заботливо завернули Галена в простыни, положили на носилки и накрыли сверху одеялом. Девушки ласково попрощались с ним, и миссис Гилкрист подарила ему легкий воздушный поцелуй. На этом закончились для Галена поиски культуры.
Воцарилась тишина. Взгляды мужчин вновь устремились на спящего, который ни разу не пошевелился, пока Сатклифф приглушенно повествовал о его похождениях. Разбудила Галена тишина, но он легко перешел от сна к бодрствованию. Разве что поднял голову и спросил:
— Вы говорили обо мне? Правильно, я это чувствовал. — Он с наслаждением зевнул и продолжал: — В первый раз чувствую себя по-настоящему отдохнувшим и совершенно здоровым. Отдыхать, лежа на ваших ногах, лучшее лекарство — надеюсь, я вам ничего не повредил? Нет? Отлично! — Гален и вправду сделался по-прежнему экспансивным, компанейским. Он поднялся, одернул пиджак и пригладил волосы. — Сегодня вечером я представлю свои рекомендации центральному комитету, вот тогда поглядим!
Он взял портфель с «краеугольными камнями» культуры и вышел из палаты. В автомобиле его ждал суровый Феликс с поджатыми губами, намеренный отвезти родственника в контору и убедиться в том, что он не сбежал.
