все миры и народы уже несколько веков игнорировали, с которыми не желали вести дел, путь на Вольные Острова был заказан.
Да и без драконов, без их всадников, шесс'ен не были столь грозной силой, и даже люди могли бы с ними совладать. Потому и сидели аксаанцы на своей земле, не стремясь к путешествиям, но и гостей не приветствуя… Никому не идет на пользу изоляция.
…Бывало так, несколько раз в поколение, что оба родителя несли в себе наследие драконьего народа, и эта кровь пробуждалась в ребенке, но на Леде, даже на Вольных Островах, в человеческих Кланах это было не более чем приговором.
Аран был таким ребенком.
Но… Казалось, его наследие открылось миру совсем недавно — возможно, один из его родителей был достаточно могущественен, чтобы скрыть кровь их народа в мальчике, запечатать её, хотя это были уже ритуалы, для которых требовалась рука опытного и искусного мастера.
Впрочем, если её догадка верна…
Зеленые глаза.
То, что наследовать можно только от шесс'ен.
От конкретного Дома.
У драконьего народа глаза всегда были светлыми, чаще всего теплыми — все оттенки от меда до золота, серебро и синий тоже встречались, даже алый и черный, хотя это совсем уж редкость, свойственная определенным семьям, но вот зеленый — никогда.
Это особенность Династии.
Это особенность Дома Талэ.
Того самого, у которого не было наследников, претендовавших на павшую империю… Потому что не было на А'Ксаане сынов или дочерей, несших в своих глазах благословение Стража.
Но этот мальчик…
Адэн смотрела в глаза Арана совершенно спокойно, и никто не знал, что глубоко в душе могущественной сайши, всё ещё пряталась маленькая девочка, на глазах у которой рухнул её мир.
И эта девочка плакала, от счастья, от облегчения, от того, что она была последней свидетельницей минувшей катастрофы, но теперь у неё появился шанс увидеть, как все будет исправлено.
Никто не видел этих слёз, ведь лицо Старейшины оставалось равнодушным, а аши умиротворенной, и единственный человек, который её мог бы прочитать её как открытую книгу уже давно покоился с миром. А она так и не сумела показать ему мир, в котором родилась…
Но… Теперь у её народа был шанс.
Это — их искупление.
Мальчик, взявший себе имя Тёмного Бога, даже не подозревал, насколько ему оно подходило.
Ведь только Аран мог быть его покровителем.
Мальчик сразу привлек внимание Мастеров её ордена. Его потенциал был виден для них невооруженным взглядом, и все прекрасно знали, как прославлял учителя его могущественный ученик. Их орден не проповедовал аскетизм и отказ от мирских благ, хотя осуждал тщеславие, но, так или иначе, почти все из них были сиротами, бывшими беспризорниками или ненужными детьми — в каждом из адептов, от самого младшего ученика до Мастеров, теплилось желание признания, жажда похвалы, жажда любви и почитания.
Да, это было лишь объяснением, не оправданием, но это было, и с этим надо было считаться.
Вот и тогда несколько достопочтенных Дае поругались, чуть не дойдя до выяснения правоты силой в поединке, подавая совершенно возмутительный пример новому поколению, зная — таланта ярче этого мальчика в этом поколении уже не сыскать.
Но это все было неважно, как не важны были чужие возражения.
Адэн уже все решила.
Кажется, когда она, не бравшая себе учеников уже больше века, объявила о своем желании назваться Учителем этого юноши, все вздохнули с облегчением.
Никто не стал спорить.
Не посмел бы.
Это именно её предназначение — огранить таланты надежды её народа, подарить ему могущество, которым он будет побеждать всех врагов.
И не знала она тогда, что спустя годы Аран будет звать её, свою мудрую наставницу, стать его советником. Что её главная мечта исполнится — драконий народ встанет с колен и вновь станет той силой, с которой нужно было считаться.
…Но в итоге она осталась на Леде.
Она — последний ребенок погибшего старого А'Ксаана, рухнувшего вместе со старой Династией, вместе с последним своим Владыкой, и на новом ей не было места.
Она просто ждала Эгиля.
Глава 14. Адэн Тиори
Весна вступала в свои права в этом крае намного позднее чем на равнине. Искристое одеяло снега только недавно, всего пару недель назад окончательно исчезло под жесткими лучами Исы, обнажив промёрзшую землю, скалы, сухие травы и робкие ростки самых первых цветов.
Горные ручьи, большую часть года кристально чистые, несли грязную талую воду вниз, к морю. Их стремительный поток обещал гибель всякому глупцу, достаточно легкомысленному, чтобы попытаться перейти их вброд, а не добраться до надёжного моста.
Но, несмотря на это, природа пробуждалась от долгого сна, от этого похожего на смерть оцепенения.
Вместо земли теперь уже Погребальные Сады одевались в белое, радуя глаз и делая тоску чуть менее невыносимой.
Вишня цвела, кружа голову своим ароматом.
Кто-то непосвященный, конечно, не мог бы уловить смысл происходящего… Облаченные в траурные одеяния деревья наполнялись жизнью, лишний раз напоминая о круге перерождений, о том, что смерть сейчас — это рождение уже очень скоро.
И мало кто, не знакомый с этим обычаем, мог догадаться, почему у самых старых вишен почти никогда не было посетителей, зато за совсем молодыми деревьями много кто ухаживал. Да и откуда знать чужакам, что под каждым из этих деревьев похоронен адепт, ушедший дальше по пути странствий души? Орден Тау-Ри-Эвен ни с кем не делился этой тайной, как и не делился вишневым вином ни с кем, кроме самых близких — почтить память ушедших с посторонними считалось неуважением, как неуважением было оставить без должного ухода деревья своих близких.
На самом деле, никто не знал, кто положил начало этому обычаю, но было доподлинно известно, что началось всё до устроенного Хар-Ани Расери геноцида таурийуев. Однако те сады, что видели ещё Литу, были сожжены дотла, символизируя падение прежнего ордена. И только когда очищенная от скверны предрассудков и стагнации, школа возродилась, погребальные сады были восстановлены. По преданию, именно первая Старейшина нового храма посадила вишню над могилой своего супруга.
То самое дерево действительно можно было найти. Оно, старое, раскидистое, пережившее много веков, всё ещё цвело и плодоносило.
Вообще, эти пропитанные сай'и сады были уникальны — косточки этих вишен неспособны были прорасти и дать начало новой жизни, и деревья размножали просто срезая ветки и сажая их в почву.
Если дерево погибало — значит, привязанная к нему душа сходила с круга перерождений.
Ходили легенды, что, выпив вина из
