ягод с дерева своего предыдущего воплощения, можно было вспомнить свою прошлую жизнь.
Адэн хотела бы узнать, правда ли это — быть может, дождавшись Эгиля, своего чудесного саи-ри, она даст ему испить такого вина…
Она каждое лето, вместе с остальными адептами, изготавливала кувшин этого напитка, чтобы потом в поминальном обряде испить его и, разделив с самыми близкими свою тоску и ожидание, плескала одну чарку в пламя храмового очага.
Только боги и портрет её саи-ри у неё были. И вера — что сумеет дождаться, найти.
Не с кем поделиться своей болью…
Много кувшинов стояло в её погребах, сохранённых в пересозданном виде печатями.
Но пригодятся ли они?
На её веку ни разу переродившиеся адепты не возвращались в Храм — лишь древние легенды гласили, что связанные с деревьями души будут стремится вернуться в место, что было для их предыдущего воплощения домом.
Легенды не возникали на пустом месте.
Но…
Не всегда они говорили правду.
Адэн сама могла рассказать много легенд, и они даже не все были по-ледиански печальными. И речь даже не о предсказанном на закате империи новом наследнике Эйрена, который сумел бы возродить былое величие угасавшего народа.
Так же речь была не о полулегендарной Первой Старейшине, ученице последней таурийки, предначертанного врага Хар-Ани Расери. Старейшина на могиле своей наставницы поклялась возродить то, что защитить мертвая героиня не смогла.
Герои не всегда побеждают.
Но легенда о том, что Убийца Светил на деле хотел всех спасти слишком страшна.
Она сгубила слишком много шесс'ен когда-то.
А пока Адэн увидела, как пророчество сбылось, и юная надежда с зелеными глазами была слишком упрямой, чтобы сдаться, не идти до конца.
Её последний ученик был самым настоящим чудом.
Феноменом.
Он схватывал знания на лету, и не важно, что он был для традиционного начала обучения слишком взрослым, почти мужчиной, всё-таки семнадцать лет — это уже сформированная личность, которую уже нельзя воспитать в нужном тебе ключе, только в чем-то убедить, приводя аргументы.
За считанные месяцы он нагнал и перегнал своих товарищей.
Фехтование, применение сай'и в бою, всё то, что делало сайши теми, кем они собственно и были, всё это было не важными, лишь деталью, инструментом, не успехи в этой сфере делали Арана таким уникальным.
Его природный резерв духовных сил, казалось, не имел предела, а уровень контроля рос буквально на глазах, с каждой тренировкой, с каждым упражнением.
Манипуляция тонкими материями зависима только от контроля.
Только.
На самом деле, сай'нел от тех, кого называли богами, отделяло только одно.
Способность менять реальность.
Это казалось невозможным для смертных, но на деле реальность менялась в угоду тому, у кого было достаточно на то воли. Ну и, естественно, это было очень энергозатратно.
Безумцы, возомнившие себя богами, погибали от истощения.
У Арана предела не было.
Казалось, его внутренний резерв пополнялся засчет энергии окружающего мира.
Казалось, он был способен переплавить в сай'и всё что угодно — свет, тепло, звук, чужой удар. Абсолютно всё.
Казалось, он если не понимал, то интуитивно чувствовал что-то такое, что было неведомо другим. Что всё в Ианэ было создано из одной и той же энергии, и при желании можно было что угодно обратить снова этой энергией.
Это было что-то за пределами смертного познания.
Смотря в глаза своего ученика, за пределами его сознания и личности Адэн видела что-то ещё. Что-то скрытое, тайное.
Что-то хтоническое.
Что-то…
Словно бы за её учеником неизменно следовали две тени, носившие с ним одно имя — Темный Высший и Первый Король А'Ксаана.
Бог и дитя Бога.
Впрочем, несмотря на это, Аран оставался почти обычным юношей, полным своих чаяния и надежд. Не чуждый веселью, внимательный и терпеливый по отношению к младшим своим соученикам, среди людей он пользовался популярностью, сумев завести множество друзей и приятелей.
Братья Феол, Кайни и Далэн, человеческие сироты, бывшие рабы мелкопоместного дворянина, они сумели сбежать от своего хозяина и добраться до Тау-Ри — все прекрасно знали, что из Храма беглецов не выдавали. Братья искренне собирались стать слугами у сайши, лишь бы не оставаться вещью, говорящим скотом в собственность у жестокого и мелочного лед'ен. К собственному шоку, они с лёгкостью прошли отбор и стали учениками одного из мастеров. С Араном они пересекались на общих занятиях — история, философия, литература, каллиграфия, это преподавали младшие учителя из числа адептов. Братьев Феол подкупило в Аране то, что даже прекрасно зная об их происхождении, даже будучи шесс'ен, он относился к ним, как к равным, внимательно и терпеливо помогая там, где мальчишки не понимали и отставали, прислушиваясь к их собственным идеям. Он подарил им своё внимание, свою улыбку, и те теперь готовы пойти за ним хоть в Белый Город, хоть в Бездну.
…В то же время, ледани относились к нему настороженно.
Казалось, они тоже чувствовали ту угрозу, которую в перспективе для их народа, и уж тем более для чистокровных лед'ен представлял Аран.
Но по-настоящему угрозу он представлять станет позже, когда осознает свою священную миссию…
Адэн об этом позаботится.
А пока она, помимо прочего, передавала своему ученику знания об их народе, о культуре и традициях, историю шесс'ен и их легенды. Особые техники, которыми могли пользоваться только дети золотого неба…
Всё то, что нужно было знать будущему владыке их народа.
Бывали моменты, когда Аран казался совсем обычным юношей, когда Адэн забывала о возложенной на ее ученика великой миссии и просто наблюдала за тем, как постепенно оттаивало некогда скованное льдом горя сердце мальчишки.
Она так и не сумела вывести ученика на откровенность и выяснить, откуда конкретно был он родом, хотя это и было крайне важно — узнав родословную Арана, можно было выяснить кто ещё был потомком дома Талэ…
Так, на всякий случай.
Конечно, всё её интересующее она так или иначе потом выяснила, с разочарованием узнав, что ее ученик оказался пока единственным, у кого кровь королевского рода текла в венах обоих родителей…
Впрочем, ей было очень приятно наблюдать, как нелюдимый мальчишка, напрягавшийся от любого резкого движения, при любом намеке на агрессию напружинивавшийся, словно готовясь бежать или атаковать, заново учился улыбаться и смеяться, доверять другим, как он заводил друзей, вместе с ними нарушал правила, сбегая в город без разрешения или гуляя после комендантского часа. Аран вёл себя на свой возраст, наконец, позволяя себе быть подростком, забывая о том ужасе, что привел его в храм.
Он не ожесточился.
Мир даже не осознал того, как близок
