предложила быть одной из тех, кто будет следить за бойцом.
Перед тем как все разошлись по своим местам, Эдгар подошёл ко мне, стараясь делать это так, чтобы никто не заметил.
— Если тебе понадобится помощь ночью, разбуди меня, — сказал он тихо, но в его голосе ощущалась решительность. — Ты тоже должна отдохнуть.
Я кивнула, удивлённая его предложением, но не стала возражать. Его озабоченность моим состоянием была неожиданной, но в то же время приятной.
— Спасибо, Эдгар, — ответила я, стараясь уловить его взгляд под капюшоном, но тот так и не поднял головы.
55
Я сидела у костра, наблюдая, как пламя лениво облизывает мокрые поленья. Время тянулось мучительно медленно, и казалось, что ночь никогда не закончится. Барсик лежал рядом, свернувшись в клубок, и тихо похрапывал.
Его размеренное дыхание и мягкое тепло немного успокаивали, но тревога всё равно не отпускала. Я не могла не думать о том, что скрывается за пределами нашего маленького лагеря, что наблюдает за нами из темноты и дождя.
Шаги привлекли моё внимание. Я подняла голову и увидела, как к костру подошёл Эдгар. Его фигура, окутанная тёмным плащом, была почти неразличима в полумраке. Он сел неподалёку, и на мгновение между нами повисло молчание, которое нарушали лишь потрескивание дров и шум дождя.
— Не спится? — тихо спросила я, стараясь не разбудить остальных.
Эдгар кивнул, его лицо всё ещё скрывал капюшон.
— Тяжело уснуть в таком месте, — ответил он, его голос звучал приглушённо, словно он пытался удержать в себе что-то важное. — Эти земли полны опасностей, и даже в тишине кажется, что за каждым шорохом скрывается что-то зловещее.
Я кивнула, соглашаясь. Действительно, даже сейчас, когда рядом был огонь и друзья, страх не отпускал.
— Тебя что-то тревожит? — вдруг спросил Эдгар, слегка наклонив голову в мою сторону.
— Эти монстры… — начала я, пытаясь собрать мысли. — Они… настолько… странные. С каждым шагом они становятся опаснее и опасней, словно мы подобрались к очень важному для них месту, которое они охраняют.
Эдгар некоторое время молчал, словно обдумывая ответ.
— Эти земли всегда были гиблыми, сколько себя помню, — наконец сказал он, его голос был ровным, но я заметила, как он периодически касался своей груди, словно что-то там его беспокоило.
Но с годами становится только хуже. Я служил здесь раньше, и уже тогда ходили слухи о чудовищах, которые приходят из тумана. Многие из них — словно порождения самой тьмы. Не думаю, что им есть что охранять, скорее разлом увеличивается, и через него проходят все более страшные твари.
Я задумалась над его словами. Он говорил об этом с таким знанием дела, что это пугало и внушало уважение одновременно.
— А как насчёт Барсика? — внезапно спросил он, кивнув на моего спящего кота. — Где ты нашла такого необычного зверя?
Я улыбнулась, вспоминая, как впервые встретила Барсика.
— Это он меня нашел, — ответила я, поглаживая мягкую шерсть кота. — Барсик появился в моей жизни неожиданно, но это наша с ним история, я бы не хотела ее рассказывать.
Эдгар снова кивнул, но я заметила, что его рука вновь потянулась к груди, и на его лице мелькнула тень боли.
— Что с тобой? — спросила я, обеспокоенная его состоянием. — Тебе нужно отдохнуть, может, помочь чем-то? У меня есть зелья…
— Нет, не нужно, — быстро перебил он, но в его голосе не было раздражения, скорее усталость и что-то ещё, что он явно не хотел показывать. — Здесь уже ничем не помочь, это расплата за мои грехи.
Его отказ был твёрдым, хотя голос стал глуше. Я присмотрелась к нему, плащ с капюшоном не давал сказать точно, но я была уверенна, что Эдгар медленно меняется.
Он словно усыхает, или стареет. Только обратив пристальное внимание на него, я поняла, он все такой же высокий, но словно исхудал. Мы снова замолчали, и я пыталась понять, что происходит с ним, и в его душе, но Эдгар умело скрывал свои чувства.
Я снова взглянула на его фигуру, окутанную плащом, и ощутила странное чувство — смесь любопытства и жалости. Эдгар казался таким сильным и решительным, но за этой маской скрывалась какая-то глубокая боль, которую он не хотел никому показывать.
Не зная чем помочь ему, сказала следующее.
— Ты может, есть хочешь?
Раздался сдерживаемый смех, первый раз слышу, как Эдгар смеется.
— Ты просто выглядишь очень худым, — пробормотала я в свое оправдание, не понимая, что его рассмешило.
— Худой не значит голодный, — успокоившись, ответил он. — Это моя расплата за то, что не уберег свою семью. Но ты не переживай, меня еще хватит на несколько месяцев, прям здесь не умру.
— Расскажи… — тихо попросила я, не зная как еще предложить этому гордому человеку помощь, возможно, ему надо выговориться, а там я уже пойму, в силах ему помочь, или нет.
Я сидела чувствуя, как тихое потрескивание огня и равномерное дыхание Барсика должны были меня успокаивать, но мысли о словах Эдгара не давали покоя. Его голос, обычно такой сдержанный и уверенный, дрогнул, когда он заговорил о своей семье. Я услышала в нём боль, которую он старался скрыть за привычной маской безразличия.
— Это было в мирное время, в имперской столице. Я был высокомерен и самоуверен, считал, что способен справиться с любой угрозой. Моя семья погибла из-за моей беспечности… по моей вине.
Эти слова, сказанные им, будто эхом отозвались в моей душе. Я представила себе картину: Эдгар, стоящий над руинами собственной жизни, утративший всё, что когда-то было ему дорого, и коря себя за то, что не смог защитить своих близких.
Он замолчал, словно собираясь с мыслями, но я чувствовала, что он ещё не всё сказал. Я не торопила его, давая возможность самому решить, сколько он готов открыть. В конце концов, он продолжил, его голос стал ниже, словно он говорил это не только мне, но и самому себе.
— Если боги будут милостивы, они спасут моего сына. Да, за счёт моей жизни, но это не важно, это моё наказание… Теперь, зная, что мои дни сочтены, я счастлив, что могу использовать своё время на что-то полезное. — Эдгар сжал кулаки, и я заметила, как под плащом его пальцы побелели от напряжения. — А пока я здесь, чтобы выполнить свой долг и очистить эти земли.
Его слова прозвучали как приговор самому себе. Я чувствовала в них решимость и печаль, но также и какое-то странное, почти извращённое удовлетворение от осознания своей участи. Он знал, что умирает, но видел в
