и расписался. Сразу же ему стало так неприятно, словно он совершил сейчас величайшую подлость. Ему захотелось изорвать заявление в клочки. Но Щукин уже схватил бумажку и, сунув ее обратно в карман, изменил обращение с конкурентом.
— Пока! — усмехнулся он. — Всего вам наилучшего.
Он никак не ожидал, что победа дастся ему так легко.
Сергей вернулся домой несколько потрясенный. Ему было почему-то противно вспоминать о происшедшем. И почему-то он никому, даже Дине, ничего не рассказал. Но небольшой круг знакомых Сергея уже на следующий день знал все. Щукин, показывая сослуживцам заявление, объяснял при этом:
— Он сам и отказался. То ли богач, деньги у него где-нибудь запрятаны, а то, очень может быть, просто в исполкоме работать не хочет. Гордится. Ему бы в частном деле…
Для тех, кто хлопотал о Сергее, было нечто оскорбительное в этом отказе. Но раз человек отказывается от помощи, значит, не нуждается в ней. Ну и черт с ним! Все это были занятые люди, и у них не было времени особенно долго обсуждать мелкий эпизод со случайным человеком. Приезд Сергея позабавил нескольких людей в городке, ему хотели устроить хорошую жизнь, но он оказался человеком неподходящим. В чем неподходящим, никто об этом не задумывался, но каждый был уверен теперь, что Сергей неподходящий человек.
Вечером к Дине заходил Никита Козлов, и, когда он ушел, Дина позвала Сергея.
— Вы отказались от места?
— Да, — отвечал Сергей испуганно, — у этого Щукина жена, дети…
— Ни жены, ни детей у него нет. Все он вам наврал. Вам помогают, а вы… Вот дурак!
И, круто повернувшись, она оставила Сергея одного в комнате.
Наутро Длиннобородый очень вежливо разъяснил Сергею, что он, к сожалению, должен просить его переехать в какое-нибудь другое помещение. Почтовому служащему был неприятен этот разговор: это Дина потребовала, чтоб Сергей больше не жил и не кормился у них.
— Вы понимаете, — страдал и путался Длиннобородый, — средства у нас малые, мы приютили только так, на первое время, до службы…
Через полчаса Сергей в прежней своей одежде — солдатской гимнастерке и рваных коричневых штанах — шагал по улице. Он был еще более одинок, чем тогда, когда явился в этот городок из Новороссийска.
V
Секретарь исполкома Ерш шел по степи к соляному озеру.
Жара угнала людей в дома и хаты, но не всех, конечно. На берегу озера, например, стоял голый человек, собиравшийся, должно быть, как и Ерш, купаться. Его спина заинтересовала Ерша; спина — от шеи до бедер — была исполосована рубцами и шрамами. Ерш пошел к человеку, чтобы спросить, от кого это он получил такие увечья. Но человек уже прыгнул в воду.
Ерш, раздеваясь медленно, наблюдал за незнакомцем. Тот поплавал немного, окунулся, вынырнул, еще раз окунулся, еще раз вынырнул, поплыл, и вдруг Ерш заметил с удивлением: человек лег на спину, скрестил руки на груди и стал медленно погружаться в воду. Ерш не видел его лица, но в этом неожиданном движении человека было нечто такое, что заставило секретаря вмиг сбросить с себя рубаху и кинуться в озеро.
Ерш в несколько взмахов доплыл до места, где ушел под воду человек, нырнул, ухватил в кулак мокрые волосы самоубийцы, вынырнул и с силой повлек незнакомца к берегу: плавал Ерш превосходно. Незнакомец не сопротивлялся, не хватал Ерша за ноги и пытался поднять голову над водой выше, чем надо.
Ерш успокоился только тогда, когда голый человек во весь рост встал перед ним на берегу.
Незнакомец извинялся:
— Я совсем не хотел топиться. Я пришел сюда искупаться: очень жарко. И вдруг так, в голову пришло: а что, если плюнуть на все? Но я бы вынырнул, уверяю вас, вынырнул бы…
Впрочем, он, видимо, был все же потрясен событием. Он повернулся к своей одежде, и Ерш снова увидел его спину.
— Да! — воскликнул он. — Что это у вас со спиной?
Незнакомец быстро обернулся к Ершу грудью.
— Простите. Я забыл, что у меня такая спина. Это я в плену был. Шомполами били.
И он стал одеваться.
Ерш спросил:
— Вы безработный?
Незнакомец отвечал:
— Да. Почему вы догадались?
— Догадаться легко, — сказал Ерш.
Незнакомец уже оделся. Желтая выцветшая гимнастерка и рваные коричневые штаны скрыли его изуродованную спину, безволосую грудь и волосатые ноги. Шапки у него не было, и пыльные сапоги — в дырьях.
Ерш спросил:
— А… а у кого вы были в плену?
— У белых.
Ерш с удовольствием заговорил:
— О, тогда все благополучно! Тогда превосходно! А я боялся, что вы — бывший белогвардеец. Таких сейчас безработных много, и их устраивать очень трудно. А если вы… Но почему же вы остались без работы?
— Не повезло после демобилизации.
— Ну, все равно, — говорил Ерш. — Как ваша фамилия?
— Козлов.
— Но у нас тоже есть Козлов, — удивился Ерш. — Это не ваш родственник?
Козлов махнул рукой.
— Нет! Какое там! У меня с ним пренеприятная история. И вообще…
— Ну, все равно, — перебил Ерш. — А ваше имя?
— Сергей Федорович.
Ерш пристально глядел на Сергея Козлова. Вспоминал смутно: Карп Щукин, место в транспортном отделе…
— Да это не вы ли отказались тогда?
Сергей махнул рукой:
— Я, я! Вообще…
Ерш уже не знал, что делать с этим человеком дальше. Сергей и не подозревал, что перед ним — секретарь исполкома, а Ерш не хотел называть себя. Зачем? Человек какой-то странный. Неприспособленный. Похоже, что непригоден к работе. Но люди и мотивы их поступков были интересны Ершу. Секретарь отличался некоторым любопытством и вниманием к людям.
— Скажите, — не удержался он, — почему вы отказались от места?
Сергей попробовал увильнуть от прямого ответа.
— Да так, знаете, — промямлил он и тут же подумал: «А почему бы не сказать правду этому случайному и, кажется, хорошему человеку?» — Это длинная история, — отмахнулся он все же.
— А вы расскажите. Я люблю длинные истории.
— Ничего особенного. Не очень интересно.
Сергей замолк. Потом продолжал:
— Право, ничего интересного. Я просто по доброте отказался, чтоб не подвести этого… Щукина. А сейчас нельзя уступать. Не такое время. Больше ничего.
Ерш казался действительно разочарованным. Он ожидал более интересного. И где же тут длинная история? Он отвечал неопределенно:
— А… вот как…
— Я видел столько убийств, насилий, всего, что… что я не могу больше, — сказал Сергей.
Ерш охладевал к Сергею с каждым новым его словом. Он мог бы продолжать и сам эти скучнейшие рассуждения. Им овладело странное ощущение: что зря он спас этого человека.
Вдруг Сергей заговорил громко и горячо:
— И все-таки я считаю, что поступил
