не прошло этих двадцати лет.
– Мы не виделись с тобой, но все это время пути наши были удивительно похожи, Ириша. Мы шли какими-то параллельными путями, рядом, но не видя друг друга. Ты вышла замуж в двадцать семь лет, и я женился в это же время. У тебя двое детей, и у меня двое; причем родились они практически в одно и то же время. Ты уехала из нашего родного города в начале девяностых, и я тогда же… Понимаешь?
– Откуда ты это знаешь? – спрашивает она тихо.
– Какая разница?! – восклицает он. – А впрочем, и в самом деле – какая разница? Я искал тебя и случайно наткнулся в Инете на твою соседку, она мне рассказала о тебе, потом мы нашли еще одну общую с тобой знакомую, и она тоже что-то…
– Что они могли обо мне знать? – Ира внезапно перебивает его. – Так, понаслышке, я же с ними не очень-то и общалась. Вот в институте у меня действительно были друзья, подруги, многие из них перебрались в Старый Оскол.
Мы до сих пор встречаемся, ходим друг к другу в гости.
«Опять я что-то не то говорю, опять мне не удается найти нужный тон, попасть в тональность. Разве об этом надо говорить? Разве о том надлежит спрашивать? Разве так необходимо признаваться в тоске и печали?
Это с Олей Радченко можно было общаться по Интернету, пытаясь выяснить подробности из жизни своей ускользнувшей и никогда не состоявшейся возлюбленной…»
Оля Радченко.
Он, может статься, никогда бы ее и не вспомнил, если бы не столь неожиданный оклик из прошлого, пересечение времен, внезапное «крещендо» скрещения судеб.
Все началось с того, что, шастая по шелудивому Интернету, наткнулся он на портал, объединивший разбросанных по всему миру бывших его земляков, и наудачу забросил туда объявление о поиске сгинувшей Иришки. По правде говоря, на результат и не очень надеялся: в безбрежности Всемирной паутины подобные поиски, как правило, ни к чему не приводили, все попытки просачивались сквозь ячейки да и пропадали без следа.
И вдруг – вдруг! – через пару месяцев на его электронную почту пришло сообщение от Оли Радченко, которую он помнил молоденькой вихрастой девчушкой, на год старше его, милой и обаятельной, ходившей всегда рука об руку со своей подружкой – рыжей Наташей Захаровой.
«Мой муж, – писала Оля, – занимается поиском своего друга и заодно моей подруги, я ему помогаю, так вот я наткнулась на то, что Вы ищете Макарову И.».
Слог послания был неказистым, но искренним, он ломался, как свежий хлеб, и ощущения от слога казались такими же душистыми и свежими.
В письмах Ольги ожило не только прошлое, связывавшее его с городом, который он некогда проклял, простившись с ним навсегда, – в бесхитростных строчках, бегущих ровными рядами по голубому полю компьютера, оживал давно забытый мир, затерянный и щербатый, как древнегреческая амфора.
«Здравствуйте, дорогой друг! – так начиналось одно из писем от Ольги. – Сегодня я хочу вернуться в прошлое и рассказать, почему я Вас запомнила в школьные годы. Когда я училась в шестом классе, наша учительница русского языка Мария Григорьевна прочла Ваше сочинение, которое Вы посвятили маме. И еще она сказала, что оно было отмечено на каком-то конкурсе. А потом был какой-то праздник, и ученики пятых классов подготовили спектакль по повести Горького „Детство“, особенно нам тогда понравилась сцена, когда была покрашена белая скатерть в черный цвет. Цыгана играл брат нашей одноклассницы – Якофиди. И Вы потом после спектакля читали стихотворение, и кто-то сказал, что это и есть тот мальчик, который написал то сочинение.
…А потом после окончания школы была еще одна история, я не знаю, помните Вы это или нет.
На встрече выпускников, это был Ваш первый вечер после выпуска, а у меня второй. В параллельном классе у нас учился Шилов Вова. И в тот вечер он очень хотел со мной танцевать, а моя одноклассница Сквирская Карина пыталась все время приглашать его на танец. И когда он танцевал с ней, то на танец приглашали меня Вы. Но вы все время не давали ей его приглашать. Когда я спросила Вову, в чем дело, он мне сказал, что у него есть Вами договоренность, чтобы Вы его страховали. Тогда, я помню, на Вас был красный вязаный шарф.
И вот, спустя столько лет, мне приснился сон. Зал, где у нас проводились все вечера. Много людей. Мои одноклассники, выпускники старших классов, особенно выделялся Сергей Карагедов (мне кажется, Вы жили в одном доме с ним), и навстречу ко мне шли Вы в красном шарфе.
И спустя несколько дней я увидела Вашу фамилию и поняла, что это вещий сон».
Какое странное пересечение снов!
Примерно в то же, по его расчетам, время ему приснился сон, в котором действующим лицом была Иринка: какое-то странное помещение, не то дом, не то глинобитный сарай, не то подпол… И он стоит наверху, наблюдает с какой-то непонятной высоты за Ирой, которая находится где-то внизу.
– Ира! – кричит он. – Ира!
– Это я, не кричи, – шепчет она, – просто я здесь, понимаешь? Так получилось…
«…так получилось, – писала Оля, – что Ира, когда мы с ней общались, ничего не говорила о Вас. Девчонки вообще хвастались, когда на них обращал внимание мальчик.
Но от нее я никогда ничего не слышала. Даже то, что она встречается с Юрой Воробьевым. Мы узнали это от него, на том вечере, о котором я Вам писала».
Юра, Юра… Хороший был парень. Зубы чуть выступали над нижней губой, отчего, улыбаясь, он был похож на кролика. Веселый, неуемный, размашистый, он явился вместе с Иркой на тот самый вечер, о котором вспоминала Ольга, с опозданием. Они пришли, держась за руки;
Иришка была так хороша, чуть раскрасневшаяся, улыбающаяся от смущения, а Юра был рад и доволен.
«Юра Воробьев был моим соучеником, – вспоминала Оля. – И какое-то время мы даже дружили и после окончания школы. Он поступил в институт где-то на Урале и уехал. Знаю, что обещал Иркиным родителям, что закончит вуз, приедет и заберет ее к себе. Но, увы, оказался подлецом.
Однажды Юрка приехал, как всегда, на летние каникулы, позвонил мне и пригласил вместе с Наташей к себе в гости. И вдруг заявил нам, когда мы пили чай, что женится на другой девушке, чтобы получить прописку и не ехать в глухомань по распределению. И попросил, чтобы я сообщила о его женитьбе Ире, объяснила, что произошло. Но
