в топку, чиркнул спичкой. Быстро прикрыл заслонку и в два счёта взлетел по лестнице.
Ничего не произошло. Волк всё так же стоял неподвижно, неловко, покривившись из-за отставленной задней лапы. Прошла минута, вторая, но он не шевелился.
Карл хмыкнул, кашлянул, а затем расхохотался на весь двор.
— Эх, ты, горе-мастер! — выдавил он сквозь смех. — А я-то уж испугался, что у тебя и вправду получилось!
— Да это огонь потух, наверное! — сконфуженно произнёс хвостатый. — Я проверю.
Он спустился, подошёл к зверю и открыл заслонку — пламя горело.
— Назад, слышишь? Назад! — заорал Карл на крыше.
Но прежде, чем Ковар успел среагировать, волк встряхнулся и обошёл его одним плавным движением, отрезая от лестницы. Он сразу начал казаться живым, а не грубой металлической поделкой, до того был гибок. Зверь поводил носом, будто принюхиваясь, моргнул глазами, в которых разгоралось алое пламя.
Хвостатый замер. Вспомнил, как в детстве был уверен, что в волке нет злобы. Есть ли в нём сейчас эта уверенность?
— Пошёл! Пошёл! Проваливай! — раздалось со стороны дома, и из окна вылетела сковорода. Она упала на землю недалеко от зверя.
— Каверза, ты ещё куда лезешь! Захлопни окно немедленно! — зарычал Карл. Он спустился на несколько ступенек, метя в волка лопатой.
Зверь обнюхал упавшую сковороду, вновь поглядел на Ковара, будто бы с вопросом. Затем потрусил вдоль забора. Вскоре раздался треск.
— Проклятая скотина! — заорал Карл. — Он забор мне сломал!
Волк добрался до сарая и заскрёб дверь лапой.
Хвостатый осторожно пошёл следом, невзирая на предупреждающие окрики. Карл ругал его на чём свет стоит, и в эти вопли вплетался тревожный голосок Каверзы, но любопытство вело вперёд. И Ковар подошёл к сараю, медленно протянул руку, не сводя глаз со зверя, отвёл створку.
Волк прошмыгнул внутрь, к печи, и с хрустом принялся пожирать уголь из ящика.
От шума проснулся Вольфрам, углядел волка в свете фонаря и страшно всполошился. Даже странно, ведь раньше, в неживом виде, зверь вообще его не волновал.
— Летите, птицы! — закричал ворон незнакомым голосом. — Улетайте, глупые, спасайтесь!
И забился в клетке, и издал нечеловеческий вопль, будто его раздирали на части.
Волк и ухом не повёл, но спустя несколько мгновений в сарай влетела Каверза, напуганная, с огромными глазами на белом, как мел, лице. Она немедленно вцепилась в Ковара, лопоча что-то неразборчивое и давясь слезами.
— Жив? — злобно донеслось от порога. — Всё, поиграли и хватит, отойди, прикончу этого зверя. Это тебе не игрушки!
Волк тем временем наелся и улёгся у огня. Положив морду на лапы, он поглядел искоса на людей и заскулил тихонько.
Хвостатый протянул руку.
— Нет, не трогай его, Карл, — попросил он. — Видишь, я был прав. Он не такой, как другие волки.
— А ты знаешь, что у него в башке? Это сейчас он тихий, а в следующую минуту и броситься может! Зверюга здоровенная и тупая, да ещё и ты, пока чинил, навертел ерунды небось. Гляди вон, девчонку как напугал. А ты иди в дом, непоседа, кому говорили там сидеть и не выходить! Помереть раньше срока спешишь?
— Ладно уж, идёмте в дом все вместе, — сказал хвостатый, подхватывая Каверзу на руки. — Карл, ворона возьми, пусть эту ночь побудет с нами, беспокойный он. А волка здесь оставим — если до утра не сбежит, поглядим, что делать дальше.
И они, оставив вопреки обыкновению створку не прикрытой, погасили фонарь и ушли в дом.
Глава 18. Настоящее. О вороне, найденном экипаже и погоне
Хитринке было не по себе в этом доме и хотелось уйти. Того же мнения, похоже, держался и Прохвост.
— Нет уж, — недоверчиво сказал он, — лучше мы пойдём по своим делам. Похоже, вы с Каверзой друзьями не были, так что о делах её я говорить не стану, да и не делилась она ничем.
— Друзьями, может, и не были, — нахмурился Карл, — да только если она хоть какое-то место в мире может назвать домом, то вот это. А я вроде как вся её семья, только эта паршивка ничего не умеет ценить.
И разглядев, видимо, недоверие на лицах своих случайных гостей, хозяин воскликнул:
— Не верите? Доказать могу!
Протиснувшись мимо Хитринки, он заспешил в комнату и вскоре вернулся, торжествующе размахивая большим листом бумаги.
— Вот, глядите! Прочесть сможете?
Хитринка поглядела на бумагу. Наверху стояли большие красные буквы, ниже красовалось изображение пяти весёлых людей: посередине очень полный, низенький и лысый старик, а позади и по бокам три парня и девушка. У всех в руках какие-то странные предметы. То, что держала девушка, напоминало гитару Каверзы.
— «Труппа дядюшки Шпиндлера», — медленно и важно прочла Марта. Затем перешла к надписям ниже:
— «Уродливый Ганс — труба»… Кто из них уродливый и что с ним было не так?
— Вот этот, — ткнул пальцем в бумагу Карл. — Чисто писаный красавец. Дамы за него дрались, одна даже вроде отравиться пыталась. Чуть не каждое выступление кончалось тем, что его приходилось отбивать от поклонниц. А «уродливый» — это, значит, выдумка такая у них была, чтобы наоборот. Вот этот, Флоренц Криворукий, на самом деле своими пальцами такое вытворял со струнами! Хотел — публика рыдала, будто у каждого родня померла, хотел — все невольно в пляс пускались. Вот только до Каверзы ему было далеко. Вот это она, только здесь сказано «Анни Сквернозвон» — это её имя для выступлений.
Хитринка фыркнула.
— И вовсе не похожа, — сказала она. — Девушка с рисунка и красивей, и моложе.
И тут же пожалела о своих словах. Вот кто за язык тянул, спрашивается?
— Ясное дело, что моложе — этой афише едва ли не десять лет, — ответил Карл. — Каверза тогда была не старше вас. Шестнадцать ей здесь, вроде. Она тогда от счастья чуть не треснула, что её приняли. Это вот с первого выступления. Я со стены снял, когда никто не глядел, а Каверза мне её потом подписала, вот, на обороте.
— «Мерзкому старому Карлу от Каверзы», — с выражением прочитала Марта.
Хитринке не удалось сдержать смешок. Она немедленно ощутила, как щёки покалывает от смущения.
— Труппа дядюшки Шпиндлера? — задумчиво спросил Прохвост. — Где я уже это слышал?
— Ужасная трагедия в труппе дядюшки Шпиндлера! — нараспев произнесла Марта. — Сладкоголосая Эльза умолкла навеки! Театр не скоро отмоют от крови!
— Что? Это когда вы такое слышали? — настороженно спросил Карл.
— Точно, сегодня утром, — припомнила и Хитринка. — Об этом кричал мальчишка на площади. А Каверза сделала вид, будто к ней это не относится.
— Да как же не относится, когда эта паршивка
