России отодвинутся от ее западных границ и сфокусируются на востоке»[266].
Хотя США и Германия старались подчеркнуть свой нейтралитет[267], обе страны надеялись на долгую и изнурительную войну в Восточной Азии. Казалось, что тактика Германии вскоре сработала, так как посол в Лондоне граф Пауль фон Меттерних (1853–1934) 14 марта 1904 года доложил Бюлову следующее:
Политические взгляды полностью перевернулись и оказались на стороне Германии. Старые антагонистические тенденции были полностью отринуты, на их место пришло чувство доверия. <…> Невозможно поверить, что когда-нибудь это доверие снова пропадет. Отношение правительства и населения Германии с момента начала войны произвело такое глубокое впечатление на русскую общественность, что дружественные чувства к Германии чувствуются повсюду[268].
В военном отношении ситуация для Германии существенно не изменилась, как докладывал сам Шлиффен[269]. Преимущество от переброски российских войск в Восточную Азию ощущались главным образом в Австрии, а на германской границе численность вражеских войск не изменилась. Однако качество этих сил упало, поскольку лучшие солдаты и офицеры были отправлены на Дальний Восток. В случае войны Германии с Россией мобилизация замедлилась бы под влиянием нужд Восточного фронта, воюющего с Японией. Однако Шлиффен также объяснил, что война в Европе маловероятна, поскольку Российской империи было бы невыгодно вести войну на два фронта, к тому же настолько значительно удаленных друг от друга. Кроме того, русская армия ко времени доклада Шлиффена не одержала в Маньчжурии ни одной крупной победы.
Николай II, оправдываясь, пытался объяснить Вильгельму II причины того, что Россия в первые недели войны выглядела слабо:
Конечно, Куропаткин оказался в тяжелом положении, но случилось это наполовину по его собственной вине. За последние два года я постоянно убеждал его в том, что России безусловно необходимо усилить свою позицию на Дальнем Востоке. Он упорно противился этому до последней осени, когда было, пожалуй, уже слишком поздно увеличивать там количество войск! Теперь же, командуя армией, он убедился в своей ошибке и горько себя упрекает за свое упрямство, и (как каждый из нас) он желал бы иметь в своем распоряжении вдвое больше людей. <…>
Со всем тем, они [японцы] замечательно настойчивы в своих усилиях, и поэтому время осады Порт-Артура будет для нас самым тяжелым и трудным периодом всей войны. Поставив себе серьезную цель, они стремятся к достижению ее, не останавливаясь перед огромными жертвами людей, – и в этом лежит секрет успеха [Переписка 1923: 60][270].
С военными поражениями давление нарастало, и Вильгельм II предпринял несколько попыток вбить клин во франко-русские отношения[271]. Было очевидно, что Англия поддерживает Японию, поскольку «русские сами виновны в своих неудачах»[272], а Япония «с полным основанием имеет моральное превосходство»[273]. 8 апреля 1904 года было подписано англо-французское соглашение, поэтому казалось, что Франция больше не сможет оказывать поддержку России из-за возможного политического давления со стороны Англии. Настало наиболее подходящее время для Германии, чтобы стать партнером России, и Бюлов даже пытался обойти нейтралитет Германии, когда это давало преимущество для сближения с Санкт-Петербургом. В сентябре 1904 года он помог Министерству иностранных дел, сообщив России о ее плохой военно-морской тактике:
Если они [русские броненосцы] останутся в оборонительной позиции, рано или поздно они будут потеряны, не дав России никакого преимущества. Однако, если русские броненосцы даже под риском их разрушения перейдут в наступление и уничтожат японские броненосцы и крейсеры, так и исключительно так Россия завоюет возможность достичь чего-то ко времени прибытия Балтийского флота.
<…> Нам было бы выгодно, если бы к концу войны флот Японии был ослаблен[274].
Бюлов высказал похожие мысли через месяц в письме, адресованном в Министерство иностранных дел:
Будем надеяться, что русские корабли в Порт-Артуре и Владивостоке наконец пойдут в наступление, чтобы Балтийский флот по прибытии встретил ослабшего врага. По моему мнению, проницательный русский адмирал сказал бы сейчас: «Пусть даже потонут два наших корабля, лишь бы утопить один японский»[275].
Надежды Бюлова не осуществились. Тихоокеанская эскадра ждала слишком долго, а смерть адмирала Макарова, как было описано в главе второй, положила конец наступательной стратегии России в Желтом море. Вместо этого российское военно-морское руководство решило отправить из Балтийского моря вокруг света Вторую Тихоокеанскую эскадру, чтобы изменить ход войны. Однако, чтобы достичь этого, России требовались поставки угля, и в этом предприниматели Германии и Вильгельм II увидели новую возможность извлечения выгоды из войны в Восточной Азии.
Компания «Гамбург – Америка Лайн» (HAPAG) уже подписала соглашение о поставке угля флоту России на его пути на Дальний Восток. Владельцы HAPAG не проконсультировались с Министерством иностранных дел перед подписанием соглашения, по которому они гарантировали перевозку 380 000 тонн угля к местам стоянки русского флота между Данией и Китаем [Steinberg 1970: 1974–1975]. Однако предварительно Николай II обратился к Вильгельму II с просьбой санкционировать действия HAPAG[276]. Вильгельм II санкционировал соглашение[277], несмотря на то что это привело к недовольству японцев. В докладе Арко из Токио говорилось следующее:
Даже если внешне японское правительство сохранит спокойствие, поставка угля катастрофически испортит отношение японцев к Германии, и недовольство, недоверие и ненависть по отношению к ней сохранятся на долгое время. Я не стану изучать, что наше правительство могло бы предпринять, чтобы пресечь эту угрожающую нашему нейтралитету уловку, но в нынешних интересах Германии и Японии необходимо выразить недовольство действиями этой транспортной компании[278].
Компания выступила против таких обвинений, в частности потому, что поставка английского угля также осуществлялась английскими компаниями. Руководство HAPAG утверждало, что компания продолжит поставки в соответствии с договорами, заключенными с Россией, и остановить ее деятельность может только государственное вето[279]. Пока продолжался спор вокруг поставки угля, российский император все больше ослаблял границу с Германией, потому что все больше войск отправлялось на Дальний Восток, где японцы одерживали одну победу за другой. Бюлов воспринимал это как победу германской политики во время войны:
Это событие, которого Мольтке и Бисмарк желали с тоской и надеждой, и я уже не верил, что оно произойдет. Теперь, ваше превосходительство, вы можете представить, какое впечатление произведет на его величество в России внезапный отказ доставлять английский уголь на частично английском транспорте. Его величество опустошает свою западную границу, а мы тем временем блокируем отправление его флота, препятствуя ему вернуть утерянный статус морской державы. <…> Это может привести к немедленному ответу России, а
