а потому продолжать сидеть на шее у папы, мягко говоря, некрасиво. Вот и отреагировал на отцовский подарок не совсем адекватно. А надо было по-человечески донести свою позицию… Стыдно, очень стыдно.
Ещё раз глянул на дом, улыбнулся сам себе, но тут с удивлением заметил, что из трубы не идёт дым. Это ему показалось странным, но мало ли…
Дверь оказалась запертой изнутри, Надя так не делала, она закрывала на верхний замок. Пришлось звонить.
Каково же было его удивление, когда на пороге дома он увидел собственную мать, с которой не общался уже пару месяцев.
— Не понял, что ты тут делаешь и как попала в дом? — Яр чувствовал, что раздражение накрывает его. Он не мог понять, с какой стати, самовольно и без предупреждения, мать вломилась в его жилище. Нет, прав на это у неё нет и быть не может. Два месяца молчания, и на тебе, приехали, подарок на Старый Новый год, а ведь тридцать первого они друг друга даже не поздравляли. Он специально не стал тогда звонить, но и она промолчала.
— Мы тут приехали тебя поздравить. Ты мне не рад? Сынок, подойди, обними меня, что ли.
— Мы? Кто «мы»? И где Надя?
Яр наступил на что-то мягкое на полу, наклонился и увидел Надины перчатки. Поднял их, оттряхнул и, набычившись, двинулся на мать.
— Я спрашиваю, где моя Надя? Что ты наговорила ей?
— Ярик, как ты с матерью разговариваешь?! Надя? А кто такая Надя? — Она улыбалась, отступая спиной в комнату, явно растерявшись. Ещё бы, одно дело — разыгрывать комедию перед глупышкой, о которой она совершенно случайно узнала несколько дней назад. И другое — перед сыном, настроенным очень агрессивно.
— Надя, моя жена. Вот её перчатки, значит, она приходила домой. Где она сейчас?
— Ушла. Не захотела мешать нам. К родителям, наверно, я не спрашивала. — Мать изображала безразличие, но в её глазах Яр видел страх.
— Не надо врать! — Мельком отметил, что дверь в спальню закрыта, чего никогда не случалось. Мать уселась на диван и гордо распрямила спину, приготовившись к словесному нападению.
— Я тебе добра желаю! Понимаешь, добра! Ты ещё сам не осознаёшь, что творишь. Ты всё себе во вред стараешься сделать. А я жизнь прожила, я знаю! Я — мать! А потому, я и только я могу знать, как тебе лучше.
Она перешла на крик, явно отвлекая его внимание, Яр же понял, что в спальне кто-то прячется. Оттуда слышался шорох и удивлённое восклицание, и если шорох и звук шагов можно было приписать коту, то удивлённо восклицать кот точно не мог, человеческую речь он ещё не освоил. Да и мать периодически обеспокоенно поглядывала на дверь.
— Знаешь, мама, жизнь ты, конечно, прожила, как сумела, да только не со мной, и знать, как мне лучше, ты попросту не можешь. А потом мне глубоко плевать на твои знания и мысли. Теперь уже так. Я пытался быть вежливым с тобой раньше. Я давно, в детстве, очень хотел, чтобы ты меня любила. Меня, такого, как я есть — несовершенного, не оправдывающего твоих надежд. Чтобы не пыталась меня переделать и подогнать под свои стандарты. А потом понял — ты не умеешь любить никого, кроме себя, ты выгоду ищешь во всех. Вот и всё. Мне очень повезло, что ты меня бросила. Косте-то счастья улыбнулось гораздо меньше, он вынужден прогибаться под тебя. А твоему мужу на него плевать. Он от вас откупается деньгами. Вот она — твоя правда. А потому оставь меня в покое. Не надо изображать мать. Ты ей не являешься.
— Как ты смеешь?! Яр, я не ожидала такого хамства!
Она встала с дивана и возмущённо принялась ходить по комнате, заламывая руки.
— А что, я должен всю жизнь молчать и терпеть? Не хочу. Я даже свою жену с тобой знакомить не хочу, потому что мне стыдно, что у меня такая мать. Лучше уж никакой!
Ярослав чётко проговаривал слова, которые давно собирался сказать ей, но всё не решался. Жалел, что ли. А теперь, после того как она так поступила с Надей, это оказалось легко. Наде он позвонит и поедет к ней, объяснится, и всё будет хорошо, в этом он был уверен. А сейчас надо пресечь грубое вмешательство в свою жизнь. Отречься от матери, наконец, и навсегда захлопнуть перед ней дверь в свою жизнь.
— Яр! Как ты можешь!
Она упала на диван, изображая вселенскую скорбь, но в это время дверь спальни растворилась, и в комнату вошла Лера.
Удивлению Яра не было границ.
— Господи, а эта… тут что делает?
— Как что? Интересно это от тебя слышать. Чему ты удивлён? Я выполняю твоё желание, о котором мы с тобой говорили прошлый раз. Или ты забыл, как звал меня с собой в эту глухомань?
— Но ты же отказалась, и все остальные вопросы отпали сами собой!
— Да, тогда отказалась, но потом передумала. Я звонила тебе много раз, только ты упёртый до невозможности, а потому не захотел меня выслушать. Но я тебя всё ещё люблю и решила разделить твоё отшельничество. Узнала, что вам тут в стационаре необходим рентгенолог, прошла специализацию, и вот я здесь. Как декабристка, кинулась в неизвестность за своим возлюбленным. Почему же ты не рад?
— Наверно, потому, что понял твою гнилую натуру. Ты лжёшь. Лгала тогда и врёшь теперь. Не я тебе нужен, а моя семья: деньги моего отца, положение моей матери, с которой, как я посмотрю, вы неплохо спелись. Чем я привлёк тебя, такую всю красивую и расчётливую? Я никогда не пользовался популярностью у женщин, да и душой компании тоже не был. Я долго думал над вопросом, почему ты выбрала меня, пока совершенно случайно не узнал ответ. Я верил тебе, увлёкся, даже думал, что люблю. Мечтал о встречах, о сексе. Но вот что такое настоящая любовь, познал после нашего с тобой расставания. И видишь ли, Лера, я теперь женат.
— Врёшь! Ещё как врёшь, милый! Я видела твой паспорт, и он чистый, а в твоих документах нет свидетельства о браке!
Она расхохоталась, театрально подняв руки к лицу. Весь её вид выражал превосходство. Она пыталась доминировать и была уверена, что у неё получается. Даже мать молча, с ужасом в глазах наблюдала за своей «союзницей».
— То есть ты рылась в моих документах?! — Яр спрашивал спокойно, уверенно. Он рассчитывал покончить со своим прошлым в лице этих двух женщин, отрезать его раз и навсегда. С матерью
