уже готова была подняться в самолет, когда раздался голос Галины:
— Приехал какой-то Василий Гроссман[18], хочет поговорить с тобой, Оксана. Он хотел повидаться и с Софьей… Кажется, это корреспондент.
Девушки втроем зашли в землянку. После недавнего обильного снегопада их убежище напоминало низкий шатер. Такое примитивное полуподземное жилище, крытое накатом из бревен, хорошо держало тепло печурки, но от сырости печка не спасала.
— Я читала несколько его статей в «Красной звезде», — сказала Оксана, внезапно оживившись. — Знаете, он хорошо пишет. И даже очень хорошо.
— Ты успеваешь читать газеты? — насмешливо спросила Аня.
Она знала, что свободные от боевых вылетов часы Оксана проводит со своим таинственным поклонником и, по словам подруг, «в казарме не ночует». Все слышали, как похрустывает под ее ногами снег, даже если она крадется, как кошка.
Фронтовая действительность была грубой и кровавой. В истребительном полку кто-то уже погиб, кто-то дезертировал, не выдержав тягот войны. Оксана сумела выгородить себе клочок жизненного пространства, найти отдушину, чтобы приглушить кровавый ужас Сталинграда и свежую боль утраты.
В землянке девушкам широко улыбнулся высокий мужчина с впалыми щеками и живым взглядом за маленькими круглыми очками.
— А вот и вы! Такими я вас и представлял! Настоящими искательницами приключений! Защитницами Родины!
Оксана машинально поправила волосы и приветливо улыбнулась незнакомцу. Аня прыснула и хотела было ретироваться из землянки. Она ведь не Софья, и журналист собирался интервьюировать вовсе не ее. Но от внезапного щелчка Аня вздрогнула. Неизвестно откуда репортер выхватил фотоаппарат, сделал один-единственный снимок и тотчас убрал аппарат в потрепанную кожаную сумку.
— Уверен, отличный кадр получится, — заметил Гроссман, больше для себя, чем для девушек.
Оксана подтолкнула Аню плечом и увлекла за собой из землянки под вопросительным взглядом Галины. Аня поняла: Оксана хочет, чтобы на время интервью она представилась Софьей.
— Давайте найдем место потише, в стороне от взлетной полосы и всеобщей суеты, — предложила Оксана, крепко держа Аню за руку.
Аня запаниковала. В воздухе кружили робкие хлопья снега. Ее взгляд заблудился в заснеженной равнине, простиравшейся насколько хватало глаз и сливавшейся с белесым небом так, что невозможно было сказать, где кончается земля и начинается небо. Она услышала голос, донесшийся из глубин памяти, зыбкое воспоминание: «Тебе придется врать, Аня», лицо Далиса, его ласковый голос и ее давнее обещание скрыть правду, если понадобится. Сейчас лгать нужно было ради Софьи. В конце концов, так Аня увековечит подвиг подруги и подарит ей посмертную славу.
Добрый час военкор расспрашивал девушек об их жизни и службе. Оксана прославилась как летчик-истребитель, но заслуги Софьи были серьезнее. О своей погибшей подруге Аня знала все. Не только о победах Софьи, но и о ее страхах и ошибках, а еще о мечтах. Аня так бойко вошла в роль, что смутила даже Оксану.
Василий Гроссман зачарованно слушал летчиц. У девушек было тридцать шесть побед на двоих. А под победами следовало понимать сбитые мессершмитты и выведенные из строя экипажи вражеских самолетов. Конечно, Гроссман держался галантнее, чем когда брал интервью у артиллеристов или танкистов, и все же корреспондент почти забыл, что перед ним женщины. Он видел в них воплощение отваги. За ним закрепилась слава военкора, наделенного даром заглянуть в душу, и он так наслаждался беседой, что не торопился ее завершить. Это было самое долгое интервью в его карьере.
— А вы укажете наши имена в своей статье? — спросила Оксана.
— Да, и фотографию помещу.
— Тогда напишите, что Оксана Константинова и Софья Леева гордятся своими победами и надеются пополнить их список!
Оксана выждала, когда военкор уйдет, и успокоила свою подругу, на лице которой читалась тревога.
— Ты меня поразила, Аня! Не беспокойся, он ничего не записал. Ни слова. Ты же не будешь меня уверять, что он все вспомнит, когда вернется к своей пишущей машинке?
— Как знать… — прошептала Аня.
— Во всяком случае, здесь полная неразбериха. На базе тебя знают только Галина, Вера и Марина Раскова. Галина и Вера ничего не скажут. Марина Раскова — другое дело, и смотри не попадайся ей на глаза. Но она улетит через несколько дней, перед Новым годом, не волнуйся.
Аня разволновалась еще больше:
— Ну зачем я это сделала? Почему не сказала правду?
Теперь ей все виделось в ужасном свете. Она ввязалась в историю, из которой теперь не выпутаться, остается лишь врать снова и снова.
Оксана крепко взяла Аню за плечи и тряхнула.
— Ну хорошо, я скажу тебе зачем. Потому что ты любила Софью и хотела воздать ей должное. Потому что с нашими именами и фотографией мы воздадим должное и другим женщинам, которые добровольно ушли воевать. Но важно и то, что немцы увидят статью, подумают, что Софья жива, и лопнут от злости! Наша бессмертная Софья станет живой легендой! Маленькая хитрость! А твое имя нигде не появится.
Аня озадаченно посмотрела на подругу.
— А что потом?
— Когда твой отпуск закончится, ты вернешься в Ворошиловск под собственным именем. И сама решай, рассказывать тебе о своих подвигах или нет. А что касается меня, Оксаны Константиновой, когда я получу звезду Героя Советского Союза, да еще и фотографию на первой полосе «Красной звезды», мужчины вовсе станут от меня дохнуть как мухи…
Аня вскинула брови и молча взглянула на подругу, удивляясь, что та озабочена подобными вещами.
— А что? Знаешь, если я решила сражаться как мужчины и высоко держать планку, это не значит, что я от них откажусь!
Два пилота, как раз проходившие мимо, свистнули Оксане, но, скорее, обратив внимание на ее юбку, а не на слова. Ни Оксана, ни Аня не обернулись.
Оксана вспомнила о Семенове, с которым проводила вечера. Он каждую ночь боготворил ее тело, будто оно было самостоятельным живым существом, и под утро отпускал ее, ничего не обещая, не делая признаний, хоть Оксана знала, что он от нее без ума. Семенов заметно отличался от других знакомых ей мужчин. Но когда война окончится, не начнет ли он на меня злиться оттого, что по боевым заслугам я ему ровня? Не окажется ли он таким же тщеславным, как мой бывший жених, не будет ли его мужская гордость так же уязвлена? Не будет ли Семенов раздражаться все больше с каждым моим успехом? А дистанцию он держит по этой пустой и глупой причине?
— Не будь такой наивной, Аня! Когда война окончится, — продолжала Оксана, кивнув на прошедших пилотов, — мужчины не простят нам, что им пришлось делиться с нами славой, и отошлют туда, где мы были до войны, — домой.
Через несколько дней Оксана развернула «Красную звезду», рассмеялась радостным детским смехом и победно отбила чечетку. Комбинезон так и ходил ходуном вокруг ее стройной фигурки.
— Он ни слова не изменил, Аня! — сказала Оксана, протягивая подруге газету. — Он не забыл имен, которые мы назвали.
Подбежали Вера и Галина, взбудораженные Оксаниными возгласами.
— Вы только посмотрите! — мурлыкала Оксана.
Аня не могла удержаться от улыбки, сменившей на ее лице неодобрительную гримаску.
Оксана на одном дыхании прочла вслух большой отрывок статьи:
Дни напролет над Волгой стоит несмолкаемый грохот. Ночами темно. Едва угадываются дорога и мост через реку. В темно-
синем небе мерцают звезды и непрестанно кружат мессеры. Софья Леева и Оксана Константинова изо дня в день беспощадно сражаются с ними. Я не ожидал увидеть в этих двух совсем молодых женщинах качества, которых ждешь от мужчин. Мне довелось встретить удивительных людей, и в них я открыл величие русской души. Женщины вслед за своими собратьями-мужчинами подхватили старую присказку привычных к боям пилотов: «Наша жизнь, как детская рубашонка, — коротенькая и вся обос…а»[19].
— Это я ему сказала, — хмыкнула Аня. — Хотела увидеть физиономию этого Гроссмана, когда заговорю по-мужски. Он все время так напирал на наши элегантность и шик! Но должна вам заметить,
