в знаках богов! — сердито перебил его человек. — Значит, перевяжем тебя и сразу дальше, а Око, если повезёт, не догадается, что нам ума хватило сюда завернуть. Что, есть у нас иной выбор?
Он помолчал, не дождавшись ответа, и подытожил:
— Вот и я думаю, что нет.
Глава 12. Упокоище
Плотно затворив дверь, человек развёл огонь в жаровне. Разобрал сумку, вынул мазь и холстину. Поддел ножом.
— Во я какой умный, — сказал он, взялся за край зубами и потянул. Полоса оторвалась с треском.
— Так и знал, что пригодится. Сейчас перевяжу тебя.
Нептица встряхнулась. Она шумно напилась воды у стоп Четырёхногого, а теперь села вычёсывать перья, снимать налипшие колючки и цепкие веточки. Завидев мазь, потянулась, раскрыла клюв и тут же чихнула.
Запахло иглами вечника.
— Я, правда, думал, от тебя меньше останется.
Человек омыл руки, после долго тёр лицо, морщась и охая. Вода покраснела, но ран и ссадин не было видно.
— Ух, ледяная какая!.. Говорю, счастье твоё, малой кровью обошёлся. Спина зарастёт, и как новый будешь. С меня вот тоже шкуру пару раз спускали, и ничего, жив.
Промокнув лицо полотном, он взял горшочек с мазью. Зачерпнул щедро, легко коснулся ран. Стало ещё холоднее, хотя жгло как огнём.
— Нат Ловкие Пальцы, значит? И за что дают такое прозвище?
Человек промолчал, накладывая полосу ткани.
— Так за что? Почему стоял в петле? И что за камень?
— Это тебе знать ни к чему, понял? Руку лучше подними, видишь же, мотать неудобно!.. Ты вон меня и по имени не звал, что тебе моё прозвище. Молчи и счастлив будь, что мы тебя вытянули. А знаешь что? Эта баба твоя и не подумала бы помочь.
Он прервался, чтобы оторвать ещё полосу. Пугнул нептицу, чтобы не мешала, и та побрела к рогачу. Пегий зверь тряхнул головой, переступил копытами, отходя.
— Так вот, слушай: когда ясно стало, что тебя сцапали, это я предложил за тобой полезть, понял? Упрашивал её именем всех богов. Очень ты ей не по сердцу, оно и ясно: видно, что Трёхрукий разумом обделил. Ну, всё ж таки согласилась она помочь. И знаешь, что сказала?
Человек прервался, ожидая вопроса. Не дождавшись, продолжил:
— Что пустит стрелу тебе в сердце. А, ну как? Мол, это великая милость, умрёшь не в петле.
Шогол-Ву промолчал.
— Нет, понимаешь? Прям так и сказала! А что тебя вытянуть можно, ей и в голову не пришло. Стоит и глазами хлопает. Выродки вы и есть, что чужих не жалко, что своих. Уж не знаю, как удалось её уболтать, так что никакой тебе половины награды, ясно? Считай, ты мне за спасение должен.
— Тот Перст, Чёрный Коготь… Он сказал, награда будет не той, что ждёшь. Сказал, это плохая вещь. Что за камень?
— Сказал, сказал… А что ему было говорить? Ясно, хотел вернуть, камень-то ценный. Шутка ли, пятьдесят жёлтых! Это ж целое состояние.
— Покажи.
Человек помедлил, затем решился. Присел рядом, потянул из-за ворота шнурок. На нём болтался камень в простой серебряной оправе: лозы, листья, но такие немудрёные — людские мастера и топорами вытёсывали краше. А камень белый, в пол-ладони, круглый.
— Это не самоцвет. Речной камень.
— Ну так и что с того? Если какой-то дурень готов отдать гору золотых раковин вот за это, мне всё равно, самоцвет оно, булыжник или рогачья лепёха. Дал слово добыть, и добыл. Три жёлтых, так и быть, я тебе дам. Ну, может, ещё накину, если с кораблём что не так выйдет, поможешь. А на Сьёрлиге, как вы там говорите, наши тропы расходятся.
Человек спрятал камень под рубаху, оторвал ещё полосу от холстины и вернулся к спине Шогола-Ву.
— Гляди, а у вас и по телу пятна эти. И у баб тоже?
— Чёрный Коготь сказал, Свартин из-за камня стал таким. Что это за камень?
— Вот заладил — камень, камень!.. Да мне почём знать? Я его с собой долго таскать не собираюсь, встречу кого надо, передам, возьму награду. Ты позаботишься, чтобы не обманули. И пусть у них головы болят… Ты слышал?
Он замер. Шогол-Ву прислушался, но только рогач всхрапывал, потрескивала жаровня, нептица вычёсывала перья и шептал ветер в высоком окне.
— Голоса! — тревожно сказал человек. — Много. Они что, уже несут мертвецов? Я думал, к ночи, не раньше. А может, дым заметили?..
Запятнанный поднял ладонь, призывая его молчать. Послушал ещё.
— Людей нет. Ты ошибся.
— Да как нет!.. Вот, вот, заговорили все разом. Тебя, может, по голове били и слух отшибло?
Человек поднялся торопливо, прошёл к двери. Отворил, сунул нос в щёлку. Долго стоял.
— И правда никого, — наконец, согласился он. — Ветер, что ли, гудит в ветвях. Башка ещё сегодня тяжёлая, как бы снова не жар…
Он тряхнул головой, постоял, нахмурившись, и вернулся. Ему пришлось обогнуть нептицу — та подошла, чтобы тоже поглядеть.
— Не стой на пути, тварь, — сказал человек беззлобно. — Эй, хочешь послушать, как мы тебя спасали? А чего ты, к слову, в доме застрял, а? Правда, что ли, Свартина вернулся прирезать?
— Я не трогал его. Может, ты задел ножом, когда снимал камень?
— Ну, знаешь, так задеть, чтобы он к ушам богов отправился, и не заметить — это кем быть надо? Его смерть не на моей совести. А нечисто тут что-то, друг мой Шогол-Ву. Вся площадь гудела, выродок виноват. Будто и видели тебя, и нож твой… И с петлёй спешили, Вольду знать не дали. Я думал, его дождутся сперва, брат как-никак, имел право с убийцы Свартина ту цену спросить, какую счёл бы нужной. Клур Чёрный Коготь сам решил, и, видно, не страшило его, что скажет на это Вольд.
Человек подбросил хвороста в жаровню, ополоснул руки и взялся за полотно.
— А может, хотел тебя быстрее убрать, — задумчиво добавил он. — Чтобы ты Вольду чего лишнего не сказал. А что ты мог сказать?
— Что не убивал.
— Что не убивал, хм… Любой так бы и сказал, если б попался. Но если не ты, то кто? И зачем?
Он помолчал ещё немного, ловко и бережно накладывая повязку. Подвернул край полосы, оглядел, что получилось.
— Ну, что бы там ни задумал Чёрный Коготь, не наше дело. Уберёмся отсюда, и пусть Разделённые земли хоть огнём горят. А всё-таки дело нечисто.
Он хмыкнул, завязывая горшочек с мазью.
— Поняли мы, значит, что ты попался. Медлил чего?
Шогол-Ву промолчал.
— Ясно, время нам выгадывал. Боялся, что дикая баба далеко не уковыляет. Вот хотел бы
