Как происходит подъем – тебя либо выкликают за дверью, либо стучат в нее. А потом – и завтрак в окошко тюремной двери. Офицеры не имеют права заходить в камеру из соображений безопасности. Обоюдной безопасности. Но тут было все не так. Дверь камеры открылась, и в нее зашел офицер Хьюстон с подносом в руках. Он принес мне завтрак в постель! Что за бред? В лице его было что-то торжественное и печальное. Трагическим тоном он произнес:
– Мисс Вовк, пакуйте вещи, собирайтесь, за вами приехали.
– Что?! Да вы, наверное, шутите?! Такого не может быть! – Я была шокирована: мало того что меня обещались вызвать в суд на очередную беседу с прокурором и агентами, так и в любом случае меня должны были перевозить недели через три после оглашения вердикта.
– К сожалению, это так. Собирайтесь, принимайте душ. А это я вам завтрак принес. Вот.
Ох, какая я была злая. Я, наверное, должна уже была привыкнуть, что все, причастные к судебной системе, меня постоянно обманывают. Так или иначе. Включая моего дражайшего адвоката. Но не могу я привыкнуть к такому. Уж увольте. Я оделась, злобно вынесла поднос из камеры и шваркнула его на стол во втором «пузыре». В другое время мне как минимум сделали бы замечание. Но, вероятно, у офицера Хьюстона был опыт общения с разъяренными фуриями, так что он прикрыл глаза на подобное проявление. Я пошла собираться.
Последний раз, когда я его видела, он совершал очередной обход. Он остановился, посмотрел на меня и сказал:
– Мисс Вовк, не переживайте, это всего лишь еще одна остановка на вашем пути к свободе.
Сказал он это вполне по-человечески. И, возможно, с сочувствием или сожалением. Но тогда мне было все равно. Я смерила его взглядом, от пяток до макушки, и ответила непереводимым в своем эмоциональном контексте словом:
– Whatever! («Плевать!»)
Офицер Мак-Джи сменил его еще до моего отъезда. Он, как всегда, вел себя сдержанно и немногословно. Однако и у него нашлось что мне сказать. Когда меня уже выводили, он сказал:
– Потерпите. Что поделать. Но когда отбудете срок, ни в коем случае не оставайтесь в стране. Уезжайте, бегите.
Это было удивительно, учитывая, как много и заключенных, и охранников советовали мне тогда остаться в стране. Чуть ли не прямым текстом говорили, что так будет лучше. Возможно, в связи с делом мужа. А может, и нет. Я не знаю. Но тогда я немного по-другому посмотрела на офицера Мак-Джи. Он произнес эту фразу очень просто, без экивоков. Возможно, он один из очень немногих людей здесь, кто искренне желал мне добра.
И меня увезли «транзитным рейсом» в Алабаму. Варса – мой первый стыковочный пункт (надеюсь, быть может, что и последний). Когда меня выводили из автобуса, даже снаружи стало понятно, какая эта тюрьма старая. От нее так и разило ветхостью и запущенностью. Внутри все соответствует ожиданиям. Оказалось, что эту Варсу называют white girl jail («тюрьма для белых девочек»), тут царит дикий расизм в отношении афроамериканцев, латиносов и прочих представителей небелой расы. В этом плане моя «белоснежность» была мне только на руку.
Когда болеешь, снятся цветные и красочные сны. А реальность немного затуманена из-за слабости и заторможенности. Я лежу, и офицеры в пузыре проносятся передо мной, как герои кинокартины. Они же действительно были похожи на киногероев. Сдержанный, но с озорцой в глазах Мак-Джи мог бы быть второстепенным героем вестерна или напарником какого-нибудь харизматичного детектива. А Хьюстон (я не помню точно, но вроде я не обошла вниманием шутку в стиле «Хьюстон, у нас проблемы») – образцовый солдат или отставной «ворошиловский стрелок». И у каждого из них была последняя фраза. В России на это не обращаешь такого внимания. Дети 1980–1990-х годов росли на американских фильмах, которыми щедро делились салоны видеопроката после разрушения СССР. Жадно глотали незнакомый язык и виды городов, которые становились все более знакомыми из фильма в фильм. И герои, говорящие на английском «последние фразы» (catch-phrases), – все это неосознанно вошло в голову. Что ж, по крайней мере, такие мысли отвлекают от ломоты по всему телу. Надо держаться, помощи здесь я не дождусь.
16
Как только мне стало полегче, меня решили перевести в камеру. Не думаю, что так было задумано специально, простое совпадение. Моя соседка – престарелая лесбиянка. Очень приветливая и добрая. Однако потом из ее уст полились истории, которые приводили меня в ужас. Большинство из них касались последствий наркомании и алкоголизма. Оказалось, что большинство девушек, находящихся здесь, попали в Варсу «благодаря» наркотикам. Из-за них они теряли детей. Мужей. Жилье. Саму жизнь. Была там пожилая женщина, у которой тяжелая форма рака, – и она обречена умереть в тюрьме. Также было немало тех, кто раньше занимался криминальными делишками, а затем одумался. Начал новую жизнь, завел легальный бизнес. Но родственники или старые дружки затянули обратно. Это как болото. Трясина. Как там говорил поэт Геннадий Шпаликов, «никогда не возвращайся в старые места». А когда тебя туда затягивают некогда или до сих пор близкие люди, как этому сопротивляться? Какая должна быть сила воли у человека? Возможно, так американские власти думали и про меня – дескать, если жена, то она не может не знать и не участвовать в делишках мужа.
Человек – существо живучее. И в любых условиях, даже в самых стесненных, он пытается создать подобие обычной жизни. Со всеми ее приключениями, трагедиями и комедиями. И тут случаются сюжеты почище любых книжных историй. К камере пожилой женщины, страдающей от рака, примыкало помещение карцера, где сидел малолетний убийца. Он принадлежал к опаснейшей южноамериканской группировке MS-13. Заключенные-девушки отломили кусок зеркала и по ночам скребли старые стены для того, чтобы сотворить дыру в карцер. Отломленную часть они закрыли какой-то картинкой. Явно не изображением Риты Хэйуорт, это было бы слишком очевидно. Чтобы замаскировать шум, другие заключенные в это время громко перекрикивались. Учитывая перенаселенность тюрьмы, охранников не хватало, чтобы следить за всеми. Выскребленную пыль они потихоньку смывали в унитаз. Тоже как-то хитро это делали, чтобы не забилось. И да, они таки проскребли дыру в карцер. Туда они передавали преступнику булочки, кофе (в карцере порой подолгу морят голодом и лишают возможности и без того скудного шопинга) и прочую снедь. Также через эту дыру они оказывали ему различные интимные услуги. Голь на выдумку хитра, не устаю повторять. Однако в семье не без урода. Кто-то их сдал. Виновных наказали, дыру забетонировали. Но, судя по звукам, они опять начали скрести.
С нами провели дезинфекционную работу. Серьезно и обстоятельно. Нас выстроили в душе и поливали из тонкого
