решение этой проблемы? Заговорщики-революционеры упорно пытались разрушить «старые институты, основанные на принципах морали и религии, и заменить их новыми, созданными в духе демократии или в системе так называемых национальных представительств». В этой связи они стремились сместить установленные монархии с властью королевских магистратов (rois magistrats). Одновременность описанных событий, политические условия в Германии и расследования, проведенные британским правительством, – все указывало на растущую угрозу революции. Правительства не обладали авторитетом в глазах своих народов, а утрата доверия привела к тому, что низшие классы стали требовать активной роли в законотворческой деятельности и государственном управлении. Наиболее серьезные последствия этих требований можно было увидеть в получении Северной Америкой независимости, в движении за отмену рабства и во Французской революции. Ни войны, закончившиеся в 1815 году, ни политика отдельных правительств не смогли эффективно остановить революционную волну. Кроме того, многие правительства оставались в опасной иллюзии, что революция была заключена в тюрьму вместе с Бонапартом на острове Святой Елены. Европейским правительствам требовались время, мудрость и умеренность, чтобы восстановить свою власть. Однако ожидать, что пять лет политической реорганизации и правопорядка могли остановить насилие, вызванное тридцатилетним военным деспотизмом, было бы нереалистично. Каподистрия не вдавался в детали этого вопроса, хотя на протяжении многих лет в дипломатических сообщениях России часто говорилось о необходимости благого управления для предотвращения революции.
В широком смысле концепция благого управления предполагала, что люди (будь то подданные, граждане или нации) отождествляют себя со своими правителями и что каждое правительство несет ответственность за разработку и осуществление политики, направленной на укрепление желаемой связи. В этом случае Каподистрия подтвердил решающую роль заключенного христианского братства (Священного союза), в центре которого стоял союз четырех великих держав (Четверной союз) плюс Франция. «Тесный союз монархов, основателей европейского альянса [избавил] мир от революционного деспотизма». Только через этот союз можно было сохранить мир. Несмотря на то что на момент написания настоящего доклада союзники еще не договорились о коллективном ответе на восстание в Испании, российское правительство продолжало настаивать на правовом и нравственном обязательстве действовать сообща, даже если это выражалось лишь в согласованных заявлениях. Революция в Королевстве Обеих Сицилий вскоре затмила дискуссии вокруг Испании, и только в конце 1822 года союзники наконец решили действовать на полуострове. На тот момент Каподистрия мог только утверждать, что Четверной союз был укреплен с помощью силы принуждения и что существующие обстоятельства требовали не пассивного союза, предпочитаемого Австрией и Великобританией, а активного, готового использовать военную силу. Такой альянс неизбежно подчеркнул бы могущество России, а именно этого союзники и опасались.
Весной и летом 1820 года ситуация на местах продолжала ухудшаться[207]. Французская политика оставалась напряженной, и Людовик XVIII чувствовал себя все более неуверенным в будущем монархии. Новости о заговоре на Катон-стрит и напряженность, вызванная отказом Георга IV признать свою жену королевой, также подкосили уверенность опытных миротворцев[208]. Кризис в Испании также не утихал. Выступления радикалов и гражданские беспорядки продолжали распространяться, хотя Фердинанд VII демонстрировал свое согласие на роль конституционного монарха. Наиболее тревожным, однако, был революционный всплеск в Королевстве Обеих Сицилий 2 июля, несмотря на то что ранее в этом году ситуация в Италии была признана контролируемой. Уступив воле народа, король Фердинанд I провозгласил конституцию Испании 1812 года и передал бразды правления своему сыну. Докладывая из Парижа, уполномоченный России граф Поццо ди Борго осудил высокомерие повстанцев и тот опасный пример, который они подают остальной части Италии. Нессельроде было интересно, как быстро король Обеих Сицилий уступил так называемой воле народа, пообещав установить конституционный порядок[209]. Находившийся в Пруссии министр иностранных дел К. Г. Бернсторф охарактеризовал политическое настроение в этой стране и состояние ее вооруженных сил как спокойные, тем не менее он настоятельно призвал союзников созвать встречу монархов. На протяжении двух лет правительство Пруссии противодействовало конституционным требованиям и хотело, чтобы союз быстро санкционировал действия Австрии в Италии[210]. Могла ли в этой атмосфере политической нестабильности, охватившей европейский континент, мантра устойчивого мира – договорные обязательства, законный суверенитет, умеренные конституционные реформы, благое управление и религиозная мораль – поддерживать единство союзников?
Решение об интервенции в Неаполь
Неаполитанская революция вызвала волну дипломатической активности, которая привела к открытию 11 (23) октября 1820 года союзного конгресса в городе Троппау в австрийской Силезии. Эти встречи, на которых присутствовали «священные союзники» (монархи Австрии, Пруссии и России), их наиболее важные министры (Меттерних от имени Франца I, Бернсторф и Гарденберг от имени Фридриха-Вильгельма III, Каподистрия и Нессельроде от имени Александра I) и наблюдатели из Британии и Франции, были описаны как Конгресс Священного союза, на котором политика Меттерниха по проведению социальных репрессий против революции взяла верх над желанием Александра проводить либеральные конституционные реформы[211]. Образ консервативного разворота во внешней политике русского монарха преуменьшает как сложность рассматриваемых событий, так и всю тонкость дипломатической обстановки[212]. Также недооценен вклад Британии в ключевые обсуждения функционирования союза. На конгрессах в Троппау, а затем в Лайбахе британское правительство утверждало, что юридически закрепленные договорные обязательства по борьбе с революцией были применимы только к Франции. Так как Франции не угрожала революция, союзную интервенцию в Испании, Италии и где бы то ни было еще оправдать было невозможно. Британское требование о невмешательстве не привело к открытому разрыву с союзом, но заставило политических деятелей изменить их понимание того, что значило действовать «в концерте».
Сообщения о подрывной деятельности в Неаполе появились еще в июне 1820 года, до начала революции в Королевстве Обеих Сицилий. Ранее весной австрийское правительство предложило провести частную встречу между Францем и Александром, на что русский монарх ответил отказом[213]. Начав в марте продвигать совместное обсуждение событий в Испании, Александр продолжал настаивать на том, что любая встреча для обсуждения Испании или Италии должна быть организована как официальная конференция альянса. Вежливые расшаркивания между Австрией и Россией затянулись до начала сентября, когда две державы плюс Франция, Пруссия и несколько итальянских правительств наконец согласились провести переговоры в Троппау[214]. Российская политика осталась такой, какой она была с начала испанского восстания. Не менее важным, чем любое конкретное решение по урегулированию конкретного кризиса, были более широкие вопросы о том, как должен был функционировать союз и на какой правовой основе союзники обладали полномочиями действовать.
В то время как Россия предпочитала широкое обсуждение революционного кризиса, Австрия сосредоточилась на Королевстве Обеих Сицилий, исходя из особых отношений между этими двумя странами. Согласно договору от 12 июня 1815 года, Франц I и Фердинанд I взаимно гарантировали целостность своих владений и почитали своим долгом ограждать свои государства и своих подданных от новых волнений, а также от опасности неосторожных нововведений, которые могли бы привести к повторению беспорядков. Кроме того, по договору Франц получил право держать 25 000 солдат в итальянских провинциях Австрии, а Фердинанд согласился в случае необходимости передать командование неаполитанской армией австрийскому генералу[215]. В соответствии с особым интересом Австрии к Королевству Обеих Сицилий записка Меттерниха от 28 августа 1820 года также информировала дворы России, Великобритании, Пруссии и Франции о том, что Франц I повелел сосредоточить войска в итальянских провинциях Австрийской империи[216]. Убежденный в своем праве действовать, австрийский император пригласил своих союзников объединиться с ним морально. Он просил их: 1) рассматривать Королевство Обеих Сицилий как государство, находящееся в состоянии мятежа против своего легитимного монарха; 2) не признавать актов нового неаполитанского правительства и не вступать с ним в какие-либо переговоры
