красные рога и бородка. Сатана умеет менять облик.
Джиа и Эверет заявили бы, что воспринимать Хаджин как дьявола – это вряд ли хорошая идея. Если я спугну ее, она откажется со мной общаться. Скроется в своей раковине, как моллюск. И тогда окажется, что я проделала путь в пять тысяч шестьсот двадцать семь миль впустую.
Я пытаюсь представить, как бы повела себя Джиа, и осторожно дотрагиваюсь до плеча Хаджин, когда она тянется за салфетками. Она такая высокая, что мне приходится встать на цыпочки. Хаджин резко оборачивается. В такой близи я различаю капли воды у нее на ресницах.
– Привет, – говорю я, – ты Хаджин?
– А кто спрашивает?
Она британка. Из богатой части Англии.
– Я Ариэль Ким. – Я медлю. – Сестра Беа.
Хаджин роняет салфетку на пол.
– Вау, – говорит она. – То есть блин.
Мы разглядываем друг друга. А потом меня начинает нести. Я рассказываю, как бросила Калифорнию, чтобы приехать сюда. Что сейчас вообще-то должна быть на подготовительных курсах. Что родители, скорее всего, прибьют меня, когда я вернусь в Нью-Йорк. Кассирша бросает на Хаджин взгляд исподлобья, в котором читается: у этой американки совсем крыша поехала.
Хаджин выставляет ладонь, будто она судья, а я подзащитная. Я осекаюсь на середине предложения.
– Ты себе так аневризму заработаешь, – говорит она.
Мне хочется сказать ей, что нет, я знаю, как устроены аневризмы, и от разговоров с незнакомыми людьми они не возникают. Это невозможно с научной точки зрения. Но Хаджин уже отвернулась к стойке. Она берет свою миску с токпокки и идет к моему столику – к тому, возле которого стоит стул с повешенной на спинку холщовой сумкой. Когда она садится, до меня доходит, что на ней обтягивающий комбинезон, а гидрокостюм торчит из рюкзака. Эверет мечтала, чтобы в Сан-Франциско я познакомилась с каким-нибудь симпатичным серфером. Что ж, вместо серфера я познакомилась с серфершей.
– Поверить не могу, что ты здесь, – говорит Хаджин и добавляет: – Поверить не могу, что ты меня нашла.
Меня накрывает мыслью о ее проступках. То есть она не хотела, чтобы ее нашли. Не собиралась звонить моим родным, узнавать, как у нас дела, выражать соболезнования. Мне хочется спросить: как ты могла называть Беа подругой, если ее смерть тебя не задела? Я засовываю ладони под бедра, чтобы перестать нервно сжимать их. Даже если я не способна быть спокойной и любезной, как Джиа, надо сделать вид, что все нормально. Надо сыграть роль, как Эверет. Изобразить дружелюбие.
– Это случайно вышло, – признаюсь я. – Беа говорила, что часто здесь бывает.
– Да. – Хаджин улыбается. – Здесь мы и познакомились. – Она причмокивает соусом. – Знаешь, ты на нее похожа. Только она была куда более…
– Эффектная.
Хаджин мотает головой.
– Нет, не эффектная.
Она бдительна и тактична с сестрой погибшей подруги, с которой только что познакомилась.
– Экстравагантная, – подсказываю я.
Хаджин улыбается.
– Да, экстравагантная.
Я гоняю колечки зеленого лука по миске. Есть больше не хочется. Рисовые колбаски прилипают ко дну. Нужно было заранее подготовить вопросы. Не могу же я начать с Моя сестра что-то скрывала? Потому что у меня было такое ощущение. И почему ты позволила ей умереть?
Перед дебатами я готовила для себя карточки. Сотни карточек. Заучивала их наизусть. Репетировала речь перед зеркалом. К тому моменту, когда приходила пора выйти к микрофону, я становилась другим человеком. Гордой, пробивной Ариэль. С набором стрел в колчане, готовой сделать меткий выстрел, когда противник ожидает этого меньше всего. Но сейчас мой колчан пуст.
Хаджин выпрямляется.
– Ну так, – говорит она, – за всю твою речь ты ни разу не упомянула, зачем именно сюда явилась. – И перебрасывает мокрые волосы за плечо.
Я отвечаю не сразу, и Хаджин подается вперед.
– С твоей имо ничего ведь не случилось? Она не заболела?
С чего бы ей переживать за имо, если она даже за Беа не переживала? Изображай дружелюбие, напоминаю я себе.
– Нет, – успокаиваю я Хаджин, – у имо все хорошо.
– Фух. – Она откидывается на спинку стула. – Было бы паршиво.
– Я здесь, потому что… – Слова застревают в глотке. Будь это настоящие дебаты, у меня были бы готовы контраргументы.
Хаджин сосредоточила на мне все свое внимание.
– Потому что я просто чувствую, что должна быть здесь. Ради Би. И ради имо, конечно.
Неубедительная отговорка. Но лицо Хаджин смягчается.
– Да, – шепчет она, – понимаю.
Она встает и закидывает рюкзак на плечо. Я опускаю взгляд на ее миску. Та уже пуста. В моей полно соуса.
– Пойду поймаю волну-другую, пока их совсем не раздуло, – говорит Хаджин.
Погоди, хочется закричать мне. Куда ты собралась? Ты ведь только что пришла. Я только нашла тебя. Но ноги уже несут ее к двери. И тут она оборачивается.
– Дай телефон.
– Что?
Она качает головой, будто мои вопросы ее утомили.
– Просто дай.
Я выуживаю телефон из рюкзака и протягиваю ей. Хаджин свайпает экран – там написано «Сделать экстренный звонок» – и вбивает свой номер в свободное поле.
– Сделай скриншот, – велит она мне, – а потом пришли мне сообщение со своим именем.
И возвращает мне телефон.
– Мы же не друзья, – буркаю я.
Хаджин прищуривается. Все шло хорошо, но теперь я все испортила. Но тут она улыбается.
– Окей, – говорит девушка, – мы не друзья. Но ты только приехала. Тебе нужен гид.
Сказав это, она уходит. Я провожаю ее взглядом, пока она не исчезает за расписанной муралами лестницей. Я, может, и похожа на Беа внешне, но Хаджин такая же, как она. Всегда спешит. Полна загадок. Вечно провоцирует тебя шагнуть дальше, хотя бы чуть-чуть, – если осмелишься.
25
Эверет
У Валери пищевое отравление. Я знаю, потому что утром проснулась от странных звуков – она блевала в мусорное ведро. Видимо, тошнота подкатила так стремительно, что Валери не успела в общественный туалет, и это, конечно, та еще радость, поскольку наше мусорное ведро – это пластиковый контейнер размером всего девять на двенадцать дюймов. Из-за нее провоняла вся комната, остатки гамбургера перепачкали ковер, и Валери проплакала все утро. Я принесла ей из буфета куриную лапшу, но она оказалась столь же ненатуральной и сомнительной, как и паршивый гамбургер, съеденный ею накануне. Валери едва притронулась к супу. Поскольку мы находимся вдали от цивилизации, никакой другой еды здесь нет. Теоретически, я могла бы насобирать в полях кукурузы, но сомневаюсь, что фермерам Огайо или Валери это придется по вкусу.
На репетиции все без конца спрашивают меня, как она. Я отвечаю, что Валери – единственная пациентка медпункта,