ирисами.
«Странно! Это не может быть просто совпадением!»
Я сделала несколько шагов к лошадке и вдруг вспомнила, что очень давно в детстве играла здесь с мальчиком. Такой красивый мальчик! Юноша! Белокурый, как ангел! Неужели это было со мной! Юноша подарил мне медальон с огненным опалом!
У меня был медальон, и сколько себя помню, я носила его, не снимая. Судорожно выдернула цепочку с медальоном на шее. Он был размером с «пятак», серебряный, с узором, с чернением… но без опала.
Я нервно сглотнула и аккуратно исследуя медальон, нащупала наконец небольшое, еле заметное углубление. Поддела ногтем… и под крышечкой засверкал огненный опал. Сколько лет я носила медальон и даже не подозревала, что он с тайником! Опал переливался оттенками алого и красного, как тлеющий уголёк. На внутренней поверхности медальона был искусно написан портрет юноши в древнерусской одежде.
«Это он! Тот мальчик! Да и не мальчик он уже! Мужчина! Сколько же лет прошло! Почему я забыла о юноше? И где он теперь?»
Я могла поклясться, что когда-то мы сидели на сундуке у стены и юноша читал мне книгу с картинками.
Обернувшись, я увидела сундук… и книгу. Кажется, и подушки с шёлковыми кистями лежат так, как я положила их, когда была здесь в последний раз…
«Не может быть!»
Родители рассказывали мне, что я родилась и выросла в Тбилиси! И никогда не была в Москве! Зачем же они врали мне?»
«Почему же я ничего не помнила до сегодняшнего дня! Это колдовство или заклятие, не иначе!»
Где-то в глубине дома проснулись часы.
«Три часа!»
Я побежала по анфиладе через гостиную и остановилась у голубой двери, когда смолк звук последнего, третьего удара часов.
Робкий стук в дверь прозвучал, как раскат грома. Створка отворилась, и тихий, но бодрый голос ответил:
– Входите, дитя моё.
Я вошла. Ноги утонули в мягком ворсе восточного ковра.
– З-здравствуйте, профессор.
Старик сидел с книгой в кожаном кресле с драконами и грел ноги у камина.
– Проходите, усаживайтесь напротив, – он властным жестом указал на кресло. – Как добрались?
– Х-хорошо.
– Как вам мои чертоги?
– В-впечатляют. Очень красиво, – робкий взгляд скользнул по панелям буазери и вернулся к профессору.
Я так растерялась, что даже не сообразила, какие предметы находятся в этой большой, богато обставленной комнате.
Профессор вздохнул и взял со столика колокольчик.
– Я распоряжусь, чтобы вам приготовили чаю, вы совсем продрогли, – он позвонил.
Тотчас вошёл лакей в шёлковых чулках, в туфлях с серебряными пряжками и в расшитой золотом чёрной ливрее. Я удивилась: в анфиладах я не заметила ни души, а слуга явился, будто ждал за дверью. Старинная ткань, из которой была сшита его одежда, притягивала взгляд.
Я исподтишка рассматривала безмолвного слугу, он же даже не взглянул в мою сторону.
Конечно, мне никогда не приходилось бывать во дворцах и в богатых особняках, вкушать изысканные кушанья из сверкающего серебра и севрского фарфора, пить выдержанные десятилетиями французские вина из хрусталя, наслаждаться нежной музыкой домашнего оркестра, беседовать со знаменитостями за чаем в пять часов… За моей спиной во время трапезы никогда не стоял лакей, как часть интерьера, да и лакеев видеть до сегодняшнего дня мне не приходилось.
Но мне казалось, что в наше время слуги не одеваются как музейные экспонаты. К тому же лакей в расшитой ливрее выглядел внушительнее, чем хозяин.
Профессора такое несоответствие ничуть не беспокоило. Кто же знает, насколько эксцентричен мой новый работодатель!
– Я старомоден, дитя моё, – старик будто прочёл мои мысли.
Профессор был одет элегантно. При его худобе одежда всё же идеально сидела на нём: вероятно, в молодости он был хорошо сложён. Безукоризненный покрой синего пиджака выгодно подчёркивали мягкие светлые брюки. Сорочку украшал шёлковый малиновый галстук с синими черепами, завязанный замысловатым узлом с семью накидами. В узле сверкала бриллиантовая заколка внушительных размеров.
Этернель задумчиво и не отрываясь смотрел на меня и наконец произнёс:
– Что же мне с вами делать, Василиса…
Взгляд профессора мне не понравился. У Этернеля были светлые, золотистые глаза, как у рыси. И взгляд такой же. Поначалу почти безвольный, лёгкий, а потом пристальный, страстный, он будто бы проникал под одежду, оценивая всю меня. Я заёрзала в кресле и уже была готова вскочить и бежать обратно в прихожую, а оттуда к машине и в Москву.
Этернель вдруг дёрнул подбородком, будто бы галстук душил его, золотистый взгляд погас, и голова бессильно откинулась на подголовник. Мертвенная бледность стала землисто-серой, черты лица окаменели, он тихо застонал, и я, сама помертвев от ужаса, ринулась к графину с водой.
– Не надо, Василиса… сядьте, – тотчас резко приказал профессор, – не пугайтесь… в последнее время… приступы участились… но они пока очень коротки… и не смертельны, – Этернель говорил, останавливаясь на каждом слове.
– В-водички дать? – Хрустальная пробка графина задрожала в руке и несколько раз дробно стукнула по горлышку.
– Нет… не волнуйтесь, со мной уже всё в порядке. Итак… чем бы нам с вами заняться… Для начала пойдите в соседнюю комнату, там библиотека, и возьмите из первого стеллажа, с третьей снизу полки, вторую книгу справа.
Я стояла, сжимая в ладони крышку графина, во все глаза глядя на профессора. Серая бледность лица постепенно уступила некому подобию румянца, если так можно назвать бескровность, сменившую смертельную землистость.
– Ну… что же вы стоите? Идите за книгой.
Я испугалась, что он умрёт сейчас, при мне, и смерть эта будет ужасной. Стараясь ничем не выдать страха, я произнесла, как мне казалось, спокойно:
– И-иду! – и бросилась в библиотеку.
В большом зале у стен в нежно-бирюзовых, закатных, небесных тонах стояли высокие книжные шкафы. Другой мебели было немного. Лёгкое, невесомое канапе светло-бирюзового цвета в тон стенам, на фоне горчичных льняных гардин, строгое и одинокое, смотрело внутрь комнаты, на тёмные, неосвещённые шкафы.
«Господи, где же она, эта книга? Первый стеллаж справа или слева от входа?»
Ноги, утопая в мягком ворсе, сами повели меня к канапе. Я опустилась на прохладный штоф, и взгляд устремился по узорам ковра в темноту между шкафами напротив.
Как по волшебству, там, рдея и разгораясь, зажёгся свет, и я увидела витязя… Так мне показалось. На самом деле на невысоком гранитном постаменте стояли доспехи.
Кольчуга, латы, шелом и даже меч – всё было красно-коричневого, ржавого цвета. Доспехи «стояли», опираясь металлическими рукавицами с шипами на фалангах на огромный, доходящий до подбородка богатыря меч. Мощную рукоять в навершии украшал алый рубин, тускло светящийся изнутри, как тлеющий, рдеющий уголь.
Я подошла ближе, чтобы лучше разглядеть камень и коснулась рубина. В том месте, где мой
