по царапине от осколка.
Я в недоумении застываю, позволяя ей смыть капельки крови с моей груди и нанести ту же мазь, что использовал сам минуту назад.
— Я чувствую, как бьется твое сердце. Оно у тебя есть. Больное, раненное, озлобленное, но есть, — произносит едва слышно.
Дыхание перехватывает от ее бережных прикосновений. Я ожидал чего угодно, но не этого. Как заколдованный смотрю на трепещущие ресницы, осторожно порхающие тонкие пальчики и не верю.
— Чтобы не происходило между нами раньше, я не смогла бы тебя убить… Я знаю это. Я что-то чувствую к тебе… помимо злости и ярости. Это правда, Леон, — закончив, она запрокидывает голову, глядя на меня с мольбой и смирением. — Пожалуйста, перестань причинять мне боль. Прекрати наказывать меня за то, чего я не помню. Это не поможет. Я просто сломаюсь, и ты ничего с этим не сможешь сделать, даже если захочешь спасти.
Тея трогательно всхлипывает, смаргивая набежавшие слезы. Мое безумное сердце надрывно колотится и рвется из грудной клетки. Обхватив ее лицо ладонями, я нежно стираю стекающие ручейки, лаская бархатную кожу подушечками больших пальцев и, склонившись, целую белокурую макушку. Вздрогнув, Алатея прикрывает ресницы и порывисто прижимается ко мне, словно ища убежища в моих объятиях… и находит. Всего на несколько секунд.
Я обнимаю ее, поглаживая трясущиеся в немых рыданиях плечи, трогаю губами бьющуюся венку на виске, дожидаюсь момента, когда она затихает и успокаивается, а потом сокрушаю одной короткой фразой:
— Я не захочу.
Тея прерывисто выдыхает, а затем каменеет в моих руках. Я снова отпускаю ее и делаю шаг назад. Спустя мгновенье наши взгляды сталкиваются в повисшей тишине, и в обращенных на меня прозрачных глазах больше нет ни капли тепла. Только живая отчаянная боль и непонимание. Внутри шипят и ворочаются змеи сомнений, жалят прямо в сердце. Что если я ошибся?
Нет. Нет, черт возьми. Очнись, Голденштерн. Она виновна.
— Я запомню, — слабым голосом произносит Тея и отворачивается.
Я хочу сказать: «не смей, смотри на меня», но в этот момент входные двери лабораторной капсулы разъезжаются, и в нашу сторону решительно направляется Артемьев.
— Где тебя черти носят? — срываюсь я на него.
— Ты вызвал меня пять минут назад, — невозмутимо отвечает док.
Остановившись напротив, он окидывает внимательным взглядом сначала меня, затем Алатею. Подмечает все, что нужно для составления общей картины случившегося.
— Девушка в состоянии выдержать процедуру? — кивнув на Тею, пристально смотрит мне в глаза.
— Ты врач или я? — раздраженно огрызнувшись, поднимаю с пола футболку и натягиваю на себя.
— Ладно, — шумно вдохнув, Артемьев переключается на Алатею. — Пойдем со мной, милая.
— Куда? — не сдвинувшись с места, встревоженно уточняет она.
— В соседний бокс. Мне нужно тебя осмотреть. Тут, сама видишь, негде даже присесть, — мягко уговаривает док.
— Со мной все в порядке, — упирается Тея. — И, будьте добры, объясните, о какой процедуре речь?
— Леон? — Ярослав переводит на меня выразительный взгляд. Она следует его примеру, и теперь оба выжидающе пялятся в мою сторону.
— Сама пойдешь или понести? — предлагаю только два варианта.
— Сама, — Алатея сжимает зубы, понимая, что спорить бессмысленно, и покорно следует за доктором.
Соседний бокс практически не отличается от обычной реанимационной палаты со всей необходимой аппаратурой и мониторами для контроля жизненно важных показателей пациента. Однако Тея пугается, словно ни разу не была в больнице. Встает, как вкопанная в двух шагах от специализированной кушетки, и наотрез отказывается приближаться.
Долгий путь уговоров в большинстве спорных моментов только затягивает проблему и редко ведет к ее решению. Дипломатия — это зло, пустая болтология, за ширмой которой ведутся мировые войны. Я предпочитаю использовать язык силы. Превосходящей силы и сокрушающего подавления.
— Ты неделю провела здесь, восстанавливалась на этой самой кровати, и до сих пор жива.
Сдавив ее плечи, я толкаю Тею вперед и, отбивая жалкие попытки сопротивления, усаживаю на кровать.
— Бояться нечего.
— Рядом с тобой всегда есть, чего бояться! Что вы собираетесь со мной делать? — ее голос дрожит от напряжения. В глазах паника, губы побелели от страха. — Леон?
— Скажи ей, — устало произносит Ярослав. — Без стабильных показателей я даже витамины колоть не стану.
— Хорошо, я объясню, — силком удерживая девушку в сидячем положении, наклоняюсь так, что наши лица оказываются нос к носу. — Мне надоела беготня, детка. Мое время стоит очень и очень дорого, а ты упорно отказываешься сотрудничать.
— Я не…, — начинает возражать она.
— Заткнись и слушай! — грубо перебиваю я. — Мне важен результат. И будет лучше, если я получу его в максимально сжатые сроки. Лучше для нас обоих. Это понятно?
— Да! — яростно выкрикивает Тея.
— Спокойнее, милая, — угрожающе улыбаюсь, вызывая у девушки нервный озноб. — Расслабься. Ты слышала доктора? Твои показатели должны быть в норме, иначе… — выдерживаю многозначительную паузу. — Иначе эффект может оказаться не таким, как мы ожидаем…
— Он сказал, что не будет… — Тея осекается, напоровшись на мой предостерегающий взгляд.
— Он сделает все, что я прикажу, — сообщаю с ледяным спокойствием. — Как ты уже заметила, мы находимся в лаборатории. Доктор Артемьев — ученый, он работает над созданием ряда инновационных препаратов, обладающих разным спектром действий, в той или иной мере затрагивающих нервную систему.
— Вы… Ты хочешь протестировать на мне какую-то убийственную заразу? — страх на лице Алатеи сменяется шоком. — Я не подопытная крыса! Нет, Леон. Нет!
— Эмили, опыты завершены, угрозы твоему здоровью нет, — увещевает Артемьев, как обычно используя провальную мягкую тактику.
— Я не Эмили! Вы не посмеете. Не имеете права! — она снова переходит на крик, начиная вырываться из моей хватки.
— Слушай сюда, малыш, — несильно встряхиваю ее за плечи, концентрируя внимание Теи на себе. — Если не хочешь до конца жизни пускать слюни и мочиться под себя, ты просто позволишь славному доктору ввести тебе этот препарат, чудесным образом развязывающий язык. После чего мы с тобой немного поболтаем о твоих провалах в памяти. Договорились?
— Нет! — сквозь зубы цедит Алатея, испытывая на прочность мое «ангельское» терпение.
— Ты утверждаешь, что не помнишь, как пыталась меня убить. Есть быстрый и легкий способ это проверить, — напираю я, но при этом ослабляя давление ладоней на ее плечах. — Побочные действия исключены. Препарат протестирован на сотнях добровольцев.
— Добровольцев? — нервно смеется Тея. — Лучше покажи, где тут у вас спрятан крематорий для этих самых добровольцев. Ты за идиотку меня держишь, Леон?
— Нет, но именно так ты себя и ведешь, — выжимаю более-менее добродушную улыбку. — Милая, если твоя память так же девственно чиста, как твое тело несколько дней назад, то препарат просто не подействует, и мы продолжим вспоминать, используя другие способы.
Она едва заметно хмурится, осмысливая полученную информацию.
— Пойми,
