крайней мере встречи с этими дамами он счастливо избежал, поспешно ретировавшись через заднюю дверь. Рэдклифф понимал, что упорные преследования на брачном рынке неизбежны, поскольку он обладал титулом, солидным состоянием и, в отличие от множества других лордов, полным набором зубов. Но нынешняя осада достигла беспримерного ажиотажа. Он не мог понять, по какой причине все эти дамы вдруг стали такими предприимчивыми, и опасался, что, если эта тенденция продолжится, ему придется трусливо спасаться бегством.
Так продолжалось до ужина на Гроувенор-сквер с матерью и сестрой, во время которого он наконец получил разъяснения. Как только он вошел в столовую, леди Рэдклифф бросилась его обнимать в порыве восторга, смешанного с возмущением. Поверх ее плеча он поймал взгляд сестры, но Амелия лишь усмехнулась.
– Все ли в порядке, матушка? Вы хорошо себя чувствуете? – осторожно спросил он.
Леди Рэдклифф выпустила его из объятий.
– Не думайте, что я не рада, – довольно невразумительно ответила она. – Но почему вы не рассказали сначала мне?
Лишь к завершению первой перемены блюд Рэдклифф смог полностью осознать смысл этих абсурдных речей, понять, что, по мнению матери, причиной его задержки в Лондоне были поиски жены. Он ощутил, как по телу потекли струйки пота.
– Это не соответствует действительности, – отчеканил он твердо.
– А я говорила! – пропела Амелия.
– От кого вы услышали эту галиматью? – требовательно вопросил он.
– От леди Монтегю, – обиженно ответила матушка. – И вы, безусловно, догадываетесь, какой это был для меня удар – услышать подобные новости от нее!
– Этих новостей не существует, – процедил он сквозь зубы. – А кто сказал ей?
– Вы знаете… – Леди Рэдклифф неопределенно взмахнула рукой, показывая, как крутится мельница слухов. – Леди Кингсбери слышала от кого-то.
– Леди Кингсбери всегда была отъявленной гадиной, – с горечью промолвил Рэдклифф. – Но кто, ради всего святого, мог поведать ей такую претенциозную чушь?..
Он умолк, поскольку перед его мысленным взором мелькнуло внезапное воспоминание: мисс Тэлбот что-то доверительно сообщает увешанной драгоценностями леди Кингсбери, обе смотрят в его сторону.
– Вот ведь маленькая дьяволица, – пробормотал он.
– Прошу прощения? – оскорбленно промолвила мать, и он принес глубочайшие извинения.
– В таком случае, Джеймс, могу ли я спросить, что задерживает вас в Лондоне? – осведомилась леди Рэдклифф, убедившись, что он говорит правду.
Она посмотрела на сына, в ее взгляде смешались беспокойство и надежда.
– Я думала, после Ватерлоо наше общество для вас невыносимо. – Она протянула руку и обхватила его ладонь. – Вы вернулись к нам?
Сын сжал ее пальцы, понимая, что она имеет в виду не только Лондон.
– Не знаю, – признался он.
Мать была права в том, что он сторонился толпы, помпезности и театральности высшего света с тех пор, как вернулся на землю Британии – исхудавший, преследуемый кошмарами о том, что увидел на войне. Он избегал людных собраний за исключением похорон отца, находил массу причин, чтобы спрятаться… поистине от всего мира. Так казалось проще – уклоняться от высоких ожиданий лондонского общества, пока он пытается разобраться, как дальше жить. Теперь же Джеймс придумывал любые поводы, чтобы задержаться в столице подольше. Он не мог удовлетворительно объяснить это даже самому себе.
– Не знаю, – повторил он. – Но думаю, я останусь еще на какое-то время.
Mать просияла счастливой улыбкой.
– Я рада, – сказала она просто. – Не могли бы вы сопроводить меня сегодня на бал у Солсбери? На Арчи совершенно нельзя положиться. Не знаю, где этот мальчишка пропадает в последние дни.
Рэдклифф был уверен, что в его нынешних затруднениях на романтическом фронте следует обвинить мисс Тэлбот. За время службы в королевской армии у него развилось чутье на мошенников, и оно напрямую вело к этой неотступной, несносной вредительнице. И поэтому, когда мисс Тэлбот прибыла в тот вечер на бал у Солсбери, к ней почти немедленно приблизился Рэдклифф, чье лицо было темнее грозовой тучи. Он небрежно, для порядка, поклонился и учтиво уведомил ее, что она – гарпия.
– Неужели? – откликнулась «гарпия» таким тоном, словно он сказал, что погоды нынче стоят прохладные. – Должна признаться, не вполне понимаю, что привело вас к этому выводу.
– Как бы меня ни огорчала необходимость вам возразить, я уверен, что вы все понимаете. С момента нашего последнего разговора мне не меньше трех раз намекнули на предложение руки и сердца. Скажете, не ваших ручек дело?
Китти не сумела сдержать улыбку.
– Могу только попросить прощения, милорд, – ответила она со всей искренностью, какую была способна изобразить. – Любые опрометчивые высказывания с моей стороны имели целью лишь защитить вашу репутацию от моего очерняющего воздействия.
– То есть, натравив на мою персону всех матерей и дочерей в городе, в действительности вы защищали мою честь?
Она едва удержалась, чтобы не улыбнуться еще шире. Ей начинали нравиться эти обмены колкостями с Рэдклиффом. Разумеется, тот факт, что их видели вместе, неизбежно укреплял ее положение в обществе, но причина заключалась не только в этом. Ей доставляло удовольствие понимание того, что высший свет вынужден иметь дело только с вежливой маской Рэдклиффа, тогда как лишь с Китти наедине он отпускал на волю свое саркастичное острословие.
– Да, именно так, – подтвердила она торжественно.
Собеседник смерил ее невозмутимым взглядом.
– Вы об этом пожалеете, – пообещал он. – Я вам отплачу за неудобства, которые вы мне причинили.
– Если мы собираемся обмениваться угрозами, – сказала Китти, – лучше делать это во время танца, тогда нас не подслушают. – Она посмотрела на него выжидающе. – Не хотите меня пригласить?
– Склонен считать, что вы уже меня пригласили, – отозвался он. – Если это можно назвать приглашением.
– Нет, я пригласила вас пригласить меня, – твердо поправила она. – Но вы, очевидно, решили упорствовать, так что лучше не стоит.
– Последнее меня полностью устраивает, ибо мой ответ был бы отрицательным. Я взял за правило танцевать только с особами, которые мне нравятся, и уж точно не с бесстыжими ведьмами.
Она оскорбилась и ощетинилась.
– Таковы ваши привычки – грубить всякому, с кем вы сталкиваетесь?
– Напротив, – сухо отрезал он. – Весь высший свет считает меня очаровательным.
– Пожалуй, эта глупость им простительна, – парировала Китти, – учитывая, сколь многие представители высшего света имеют привычку заключать браки с близкими родственниками.
Рэдклифф резко вдохнул, закашлялся, поперхнувшись шампанским, а потом рассмеялся.
– Отлично сказано, мисс Тэлбот.
Граф никогда не скупился на похвалу хорошей острóте.
– Теперь-то вы со мной потанцуете? – спросила Китти.
– Никогда! – провозгласил он тоном оперного трагика.
Китти отвернулась от него с не меньшей театральностью, подавив дрожь некоего чувства – несомненно, досады от того, что сегодня он с ней не потанцует. Разумеется, она всего лишь раздражена, ведь он лишил ее возможности вызвать еще один всплеск
