Где «Одной Второй» довелось побывать?
— Э! Много где. Отряду лет десять, я в нём с третьего года, и мы чуть не половину обжитого мира промаршировали за это время. Били бандитов, и конкурентов, и поднятых покойников, и инсектов, и хоблов-каннибалов, о! Доходили до самого Затемнения, но там людям живым делать нечего.
— То есть в Брошенных Землях бывали? По заказу? И как там?
Розес плюнул тонкой струёй через щель меж зубами.
— Одного лиходея ловили. Там примерно как здесь, только хуже, — он обвёл рукой каменистый ландшафт. — Мха побольше и плесени. А на юге тучи стеной, и под ними кромешная тьма. Оттуда всегда дует ветер, и пахнет он скверненько…
— Кто живёт там сейчас? Мы весной как раз спорили, — пояснил Кэррот.
— Да какая жизнь! Лиходей со свитой скрывался, думал, не сунемся, — веснушчатый наёмник скорчил гримасу. — Мы там видели слизких свиней, они жрут с земли плесень, и горбатых собак, они жрут этих самых свиней. Черви всякие… гниль…
Костик поёжился.
— Угу. А здесь были? Я видал на картинках Оркании аж грибные леса! Но пока — горы как горы. Обычные кучи камней.
Розес снова сплюнул сквозь зубы.
— То мне, братец, неведомо, я тут впервые. Посмотрим, идти-то недолго, ещё дня три-четыре на марше… А тут горст большой, можно месяц чесать в одну сторону, пока к Тухлому морю не выйдешь.
У Изварова хватало вопросов, но Розеса вызвали к капитану, и беседа прервалась. Рядом брёл вечно хмурый наёмник по прозвищу Батя, беспокоить его не хотелось. На привале Кэррот с Костиком вполголоса обсуждали, что ещё вызнать у новых знакомых, когда к ним прикопался истосковавшийся Турфан Корчев.
— Милиционер-срочник не д-должен пьянки да п-пересуды со всяким сбродом устраивать! По возвращении лично м-м-майору Хенрику доложу, если не прекратите.
Кёрт Олясин аж сухарём поперхнулся.
— Лейтенант, тебе сапоги-то не жмут? Мы тут связи налаживаем, шкурой рискуем, чтобы ты ходить мог, и такая твоя благодарность? Поклёп возводить вздумал?
— Да и не сброд они, люди как люди, — добавил Констанс.
— Не видел т-ты жизни, с-сержант, — зловеще сощурился Корчев, — Эти «люди» п-при п-п-первой же в-выгоде тебя п-пырнут в спину да т-танцульку на т-трупе спляшут. Они все д-д-дрянь вероломная!
— О нас они то же самое думали, — парировал Костик.
— Да и что нам, с тобою пить, что ли? — разгорячился Олясин. Турфан побледнел и вжал голову в плечи. — Ты годами у своих воруешь, а потом о вероломстве талдычишь?
— Пока вы там лясы с наймитами точите, — вступил в перебранку Лас Порсон, от которого давно не было ни звука, — они уже нам людей в тыл поставили. Стерегут нас. Недоброе затевается.
У Кэррота по спине пробежал холодок: скотина Порсон в кои-то веки говорил дельные вещи. Они больше не замыкали отряд. Краем глаза он это подметил ещё утром, но тогда не придал значения: позади всю дорогу на некотором отдалении брели два наёмника.
Остаток дня Олясин с Изваровым шли, тревожно зыркая по сторонам, а потом Костик прокашлялся и сказал:
— Ерунда. Не за нами они следят. Видел? Назад поглядывают.
— Ага. Но коллегам знать необязательно. Интересно, кто нас преследует?
Плато завершалось каменной осыпью. Отряд, потоптавшись, вразброс начал спуск по крутому уклону. Святые отцы и паломники шли осторожно; наёмники звенели железом, обходя их по флангам. Группа гномов обсуждала белёсый булыжник, на ходу передавая друг другу. Чернобородый Батлер опасливо помахал штрафникам рукой, и они помахали в ответ. Констанс сел на камень и долго тёр пальцами утомлённые глаза, а потом пробурчал:
— Всё, как Шуга учил. «Не верь тому, о чём кричат, а верь тому, о чём молчат»… Мы опять посланы непонятно куда неизвестно зачем… и темнят все, собаки горбатые!
Кэррот ободряюще ткнул его кулаком в плечо.
— Мы могли бы томиться в казармах и казематах… Ан нет, друг Констанс! Дышим ветром просторов, покоряем вершины… скоро нам пировать у подножия сказочных гор. Всё неплохо, ступай себе и не печалься.
Ночью лил сильный дождь, налетая с порывами ветра. Серым утром неугомонный Бартоло вновь выступил с проповедью, на сей раз более экзальтированной. Многие его последователи утомились походом: кто подвернул ногу, кто спину потянул, но патетичные речи церковника их будто бы исцеляли. Кэррот чутко внимал выступлению. Ему очень хотелось освоить искусство речами влиять на сознание страждущих масс.
Погода в горах меняется быстро. Покуда Бартоло горланил о путеводном свете, горизонт затянула сизая морось.
Закутанный в рясу Асперо беседовал с Гансом, и лица у них были многозначительные. Пользуясь тем, что паломники от речи святого отца пребывали в эйфории, Костик с Кэрротом вели расспросы. Сутулый бородач в клобуке, имя которого Олясин забывал уже дважды, поделился предысторией похода. Весной пастырь Бартоло после разногласий в общине ушёл в горы с приверженцами, а в конце лета вернулся один, в удивительном возбуждении, требуя безотлагательно собирать новую экспедицию. С его слов выходило, будто он почти убедил племя диких орков принять истинную веру, и теперь нужно построить храм, чтоб его подвиг духа увенчался успехом! Единственная трудность заключалась в том, что всех его спутников перебили эти самые дикие орки. Или какие-то другие. В любом случае миссия была небезопасной. Поэтому мудрый Асперо нанял бойцов Ганса и для пущей законности подключил к делу милицию.
Отряд двинулся в путь, и тотчас же полил косой дождь, леденящий и мелкий.
— Ох уж эта церковная логика, — сетовал Олясин, стряхивая с лица холодные капли. — Орки так рвутся к вере, что едва всех миссионеров не порешили. Бесценная паства! Я наслышан, что они делают с пленниками…
— Едят, что ли?
— Это в лучшем случае… А религия? — продолжал разглагольствовать Кэррот. — Вечно всякие жрецы дуракам мозги конопатят. Вот сейчас мы якобы храм строить идём…
— А на самом деле что?
— Ну… не храм. Может, они нас так в свою веру обращают! Потому и называется — «приход»… Поблуждаешь по перевалам месяц-другой, послушаешь проповедника, а потом придёшь к тому, что имущество церкви отпишешь!
— Да какое у нас имущество, — отмахнулся Изваров. — Но ты прав, будем бдительны. Тут уже территория немирных племён, всякое может случиться.
— Ага. А мы с голой задницей, без кирас и без шнепперов, с губошлёпом Корчевым во главе! Ты-то магию практикуешь свою?
Костик поднял с земли кусок гравия, посмотрел на него, напрягаясь — мокрый камешек взмыл над ладонью. Свалился обратно.
— Практикую, — сказал он устало, — да толку-то от неё.
Гибель огненного волшебника Шугарта Хоффа резанула его по живому. Шуга подарил Костику новую силу, надежду на большее — и погиб. Без наставника магии не
