«бомба» не взрывалась.
Нет (отшельник часто мысленно спорил сам с собой), он был не просто какой-нибудь террористишка. Допустим, что они оба читали лекции в университете Беркли и впоследствии стали жить в отдаленной хижине в лесу. И действительно, они оба ненавидели современный мир, но кто любил его? И конечно же, они были сверхъестественно похожи друг на друга тем, что посылали бомбы своим врагам. Но, в отличие от Террориста, отшельника еще ни разу не поймали и, более того, никогда и не поймают (говорил он себе). Кроме того (делал он вывод), Террорист был математиком, а профессор преподавал литературное мастерство. (Его уволили в середине семестра за кое-какие хвалебные комментарии в адрес книги Гитлера «Майн кампф».)
Последовавшая за этим война против университетского начальства и прочие нехорошие поступки внушили ему безрассудную цель, но в последнее время отшельнику приходилось признать, что терроризм уже не доставляет ему такого удовольствия. Он не знал, чувствовал ли он это из-за того, что не очень преуспевал на этом поприще, или потому, что просто потерял к этому занятию всякий интерес.
Ребенком он любил убивать саламандр и других маленьких существ, которые легко ловились. В надежде воскресить юношеский энтузиазм он заставлял себя обратить свое нездоровое внимание на такие занятия, как охота и рыбная ловля. Он называл это «Жизнь на острове», имея в виду не столько утраченное искусство рыбной ловли и стрельбы (к которому у него напрочь отсутствовали способности), сколько смутное чувство уединения с природой. «Я живу ею», — любил он повторять себе, целясь из ружья или ставя ловушки. Часто животные оказывались хитрее него (и это убивало вышеупомянутое ощущение), и поскольку он был ученым, то поклялся, что будет их изучать. С этой целью еще дальше в лесу он соорудил замысловатое укрытие, из которого мог подолгу наблюдать за птицами и млекопитающими, оставаясь незамеченным. Он сделал сотни записей на мини-дисках о жизни животных, и каждый из них пометил, как «Жизнь на острове». Хотя он ругал себя за то, что DVD-камера была современным удобством, однако тут же отвечал себе, что она служит потенциально эффективным средством для того, чтобы донести до всех его послание, например, в его собственной телевизионной программе. Обычно эта мысль угнетала его. Ведь в чем заключалось его послание? Пока отшельник бранил себя ровно сорок семь раз на дню (за каждый год своей жизни), у него так и не родилось никакого послания. Несмотря на тысячи страниц, исписанных аккуратным подчерком, его манифест ускользал от него.
В эту лихорадочную неопределенность и вошла Малышка Винки.
Стоял туманный день, и небо было затянуто облаками. Медведи шли вдоль кромки ручья, нахмурившись и не разговаривая, потому что Малышка Винки хотела продолжать есть ягоды: «Ух ты!», а Винки был твердо убежден, что, если она съест их еще, ей станет плохо. Теперь они искали плоды шиповника, но у Малышки Винки не было к этому никакого желания.
Справа от себя отшельник услышал хруст; он выглянул из своей засады и вдруг увидел двух самых странных существ, которых когда-либо встречал.
Существа были похожи на медведей, но не на тех, что он видел в жизни или по телевизору. Они были размером не больше, чем с младенцев, а один к тому же еще меньше, чем другой. Иногда они шли прямо, как два человека-карлика, ловко срывая самые красные плоды шиповника передними лапами. Иногда они ползли на четырех лапах и с жадностью хватали ягоды ртом, как обычные животные. Их карие глаза, щелкая, удовлетворенно моргали каждый раз, когда они проглатывали пищу. И что еще удивительнее, оказалось, что их глаза были изготовлены из стекла и металла, а подушечки их лап, похоже, были из выцветшего хлопка — по их краям виднелись грубые швы.
Невозможно переоценить эффект, который произвело реальное чудо на разум, и так уже расшатанный маниями. Два неизвестных существа продолжали свои сосредоточенные поиски в кустах, покрытых шипами, словно мимолетные желания в листве кошмара. Когда отшельник наблюдал за ними, у него появилось тонкое, едва уловимое, забытое ощущение того, что теперь он чего-то сильно желает. Ему захотелось выкрикнуть из своего укромного места: «А вот и я!» Так кричит ребенок, играя в прятки, когда видит, что его старший брат проходит мимо, не замечая его. Затем, к еще большему его изумлению, та, что была поменьше, с блестящим красивым мехом, запела:
Веселая болтовня,
Болтай весело дальше.
Расскажи о том, чем хочешь заняться.
Профессор чуть не рухнул в своей засаде. Голос этого существа был тонким и сладким, как будто играл крошечный гобой.
У тебя должна быть мечта,
Если у тебя нет мечты,
Как же она тогда сбудется?
Когда она закончила, послышался необыкновенно искушенный смех большого, потертого медведя — он мог легко сойти за декана факультета, который пришел на вечеринку с коктейлями. На какое-то мгновение профессору показалось, что существа издеваются над ним. Получается, все это время они знали, что он здесь живет? Они устроили тут какое-то глупое представление и смеются? Или, что еще хуже: а вдруг эти два существа — жестокая мистификация — роботы или голограммы, посланные, чтобы свести его с ума?
Но потом медведи просто переместились к следующему кусту, и, когда они ели, у них был настолько невинный и беспечный вид, что отшельник успокоился. Они все-таки были настоящими животными, несмотря на столь необычный вид; и нет, вряд ли они выслеживали его.
Парочка снова затихла, сосредоточив все свое внимание на ягодах. Вверху над высокими скрещенными ветвями подул ветерок и тут же затих, превратившись, как показалось, в бесконечную тишину.
— Винки? — зачирикал медвежонок.
— Малышка Винки? — ответил другой.
— Винки? — повторила первая.
И когда медведь, что был побольше, отвечал, профессор беззвучно шевелил губами, тоже произнося: «Малышка Винки». И на самом деле ему показалось, что более прекрасного имени у нее и быть не может. Он пытался успокоить свой разум, но у него все больше кружилась голова от того, что он наблюдал. Он говорил себе, что всего лишь испытывает глубокое волнение по поводу научного открытия, но на самом деле это было нечто большее.
Пока он продолжал наблюдать, поразительное маленькое существо вытянуло вверх шею, и солнечное пятно осветило ее светло-коричневый, одурманивающе густой, короткий мех.
Словно мимолетные желания в листве кошмара
Отшельник был изумлен. Его лицо и руки, словно взорвавшись, покрылись крошечными мурашками, как будто у
