чувствует в горшке, мы не обвиняем его, а исследуем почву, чтобы найти в ней причину.
Когда я сравнивал знакомые мне школы с другими школами района, у меня возник еще более неприятный вопрос: «Почему металлодетекторы используются не во всех, а только в некоторых школах? Почему, как правило, с детьми из бедных семей обращаются так, словно они малолетние преступники? Как мы собираемся остановить трубопровод «школа – тюрьма»?»
Прекрасно понимая, что некоторые мои коллеги могут оскорбиться, я все же продолжал настаивать: «Ни один ребенок не появляется на свет с низким уровнем ожиданий». Я намеревался не наказывать, а вдохновлять. Мне хотелось убедить моих коллег, будущих директоров школ, в простой вещи: все, что мы делаем в классе, начинается с отношения, с наших чувств; все это имеет огромное влияние на жизнь каждого ребенка. Если человек плохо учится в школе, нельзя его в этом винить. Подход к обучению должен быть разным; надо учитывать окружение и думать, как сделать этого ученика успешным. Когда растение плохо себя чувствует в горшке, мы не обвиняем его, а исследуем почву, чтобы найти в ней причину. Несомненно, мои ученики заслуживают такого же уважения, с которым мы относимся к растениям!
Я с нетерпением ждал не только ответов, но и реальных изменений системы, которая не работала. Большинство моих коллег, будущих директоров школ, стремились только к карьерному росту и хорошей зарплате. Им не хотелось трогать саму систему. Эти люди собирались расти внутри нее, приспосабливая ее к своим нуждам. У меня не было ответов на все вопросы, но я намеревался найти их. Я дал себе клятву: стать таким директором, который, если и совершает ошибку, всегда стремится ее исправить.
Обдумывая следующий шаг, я пытался бороться со школьными администраторами, которым нечего было делать рядом с детьми. Департамент образования продолжал свою школьную реформу, больше похожую на шахматную партию, и школы беспорядочно открывались и закрывались.
Только за два года я успел поработать в трех разных школах, но меня переводили номинально, в пределах одного здания. Школа, в которой я начал работать, показала очень плохие результаты, и Департамент образования ее закрыл. Директор должен был уйти, потому что его же сотрудники предъявили ему иск за антисемитизм. Я лично не пострадал, но был назван среди жертв.
Я перешел в другую школу, где директор была откровенно безграмотной – она не знала ни английского, ни испанского языков и заставляла меня писать за нее отчеты. Другая сотрудница школы угрожала сообщить в службу иммиграции, если родители учеников, у которых были не в порядке документы, не удовлетворят ее непомерные требования. Меня потрясло, что люди строили свою карьеру за счет тех, кому они должны были помогать.
На одном из мест моей работы все начиналось хорошо, но, к сожалению, плохо закончилось. Директор понял, что я могу наладить контакты с общественностью, и назначил меня ответственным за внешкольную работу. У меня было гибкое расписание, что позволило заняться школьным садом и организовать несколько мероприятий, в том числе выступление представителей звукозаписывающей студии Bad Boy Records. Я мог воспользоваться своими внешкольными связями, чтобы улучшить отношения учеников и учителей. Мы выстраивали общение шаг за шагом. Я согласился взять на себя некоторые дополнительные обязанности, чтобы заниматься с учениками коррекционного класса, ранее завалившими государственный экзамен. Я должен был сделать так, чтобы они сдали тест и могли получить аттестат в срок. И все его получили.
Хотя я, не без душевного трепета, помогал ученикам готовиться к экзамену, результаты которого улучшили школьные показатели, на самом деле многие ребята только выиграли бы, оставшись на второй год. Вместо этого их вышибли из школы с удовлетворительными оценками. Несправедливость была повсюду и везде, неприкрытая и очевидная. Интересы учеников никогда не ставились во главу угла.
Кроме того, мне приходилось покрывать отсутствующих коллег.
«Доброе утро, меня зовут мистер Ритц. Сегодня я буду заменять вашего учителя, – говорил я, стараясь привлечь внимание шумящего класса. – Давайте поговорим о планете Земля».
Девочка в ярких кроссовках и самой крутой шляпе, какую я когда-либо встречал в природе, оживилась при этих словах. У нее нашлось много слов о печальном состоянии нашей планеты и о том, что людям надо бережнее относиться к ресурсам. Когда я попросил ее немного рассказать о себе, она сказала: «Я Шардонне, и я художница». Эта безвкусная шляпа с разрисованными краями и мятыми вельветовыми вставками была одним из ее творений.
Я узнал, что Шардонне записали именно в эту школу, так как здесь было обещано углубленное изучение искусств. «Я живу ради искусства, – сказала Шардонне. – Бабушка учила меня рисовать всякие забавные вещи, когда я была маленькой. Но почему нам не преподают ничего, похожего на искусство?» – хотела знать ученица. Хороший вопрос.
Шардонне стала постоянной участницей популярных внешкольных занятий, которые я придумывал. Я добился, чтобы она посещала все уроки художественного мастерства и другие тренинги, которые предлагали наши партнеры. Ее таланты проявлялись во всем – и в рисовании, и в работе с тканью, и в дизайне. Для одного из проектов под названием «Отремонтируем укрытие», спонсируемого музеем Купер-Хьюитт, она полностью разработала дизайн приюта для бездомных.
Шардонне не понаслышке знала, что такое не иметь дома. Ее жизнь была весьма беспорядочной. Подростком она переживала кризис за кризисом. Ее мать была серьезно больна. Дом сгорел дотла, и ей пришлось переехать в приют. Неудивительно, что она отстала от школьной программы.
Но вместо того, чтобы помочь Шардонне, директор искала способ исключить ее из школы. Когда трудный ученик переезжает или просто переводится в другую школу, проблема решается сама собой. Школа вычеркивает его из списков и больше не отвечает за его успеваемость; это улучшает школьные показатели. Трагедия заключается в том, что система так и будет пинать отстающих учеников и никогда по-настоящему не научит их. В системе образования, где столько кричали о публичности решений, директор, специалист по под-коверным играм, манипулировала судьбами детей, оставляя двери плотно закрытыми.
Шардонне рвалась обратно в школу. «Это моя жизнь, – заявляла она. – Я не просто номер в вашем списке». Она знала, что утратила доверие, но ни за что не хотела оставаться на второй год в девятом классе. Успехи Шардонне во внешкольных проектах и в реальном мире, за стенами школы, доказывали ее таланты и способности.
Я старался сделать все, что было в моих силах, но это только настроило директора против меня. Хотя в моем личном деле было немало благодарственных писем, написанных ею самой, наши отношения испортились. Когда Шардонне отказалась идти на откровенный обман –
