час, год, неделя —
(У Филиппова за кофе).»
5. VIII.
«Только те люди счастливы, которые не думают о себе.
Зато это самый прочный вид счастья.
Его не ест червь, не подпаляет огонь».
(Конка).
20. Х.
«Дана нам красота невиданная
И богатство неслыханное.
Это — Россия.
Но глупые люди все расстратили.
Это — русские.»
В это же примерно время началось крупное дело Бейлиса, в обсуждении которого приняла участие как русская, так и западная пресса. Обсуждался вопрос, — возможно ли ритуальное убийство в наш цивилизованный двадцатый век? Общество разделилось. Розанов и очень немногие утверждали, что возможно; большинство же отрицало это. В это время, озлобленно настроенный, мой отец выпустил очень резкие брошюры и книги против евреев, что заставило Религиозно-философское общество отмежеваться от него и исключить его из членов этого общества. Этот поступок отца был для него роковым. Он остался почти в одиночестве и замкнулся в себе. Статьи его почти перестали печататься и положение его резко изменилось. Тут началась война 1914 года, отец писал приподнято-патриотические статьи, печатал их в газете, а потом они вошли в его книгу «Война 1914 года и Русское Возрождение», Петроград, 1915 г. Там было очень много интересных страниц, но в целом она, может быть, звучала и неверно.
В 1915–1916 годах жизнь была очень тяжелая и материально и морально в нашей семье. В 1916–1917 годах отец мой стал издавать по выпускам книгу «Из восточных мотивов», посвященную древнему Египту (вышло три выпуска, четвертый был подготовлен). Еще задолго до издания, он просиживал многие часы в Эрмитаже, срисовывал древне-египетские изображения. У него составился огромный альбом с этими рисунками, который в 1947 году Сергей Александрович Цветков продавал для нас, кажется, в библиотеку Ленина, — не помню точно. Выпуски эти печатались на роскошной бумаге верже, которую отец закупил для издательства «Сириус» и надеялся выпустить в свет большую работу. Он сделать этого не смог. Наступила революция и отец продал эту бумагу известному издателю Сибашникову.
В 1917 году в сентябре месяце мы, как я уже говорила, по семейному совету, переехали в Троице-Сергиев посад, где отец прожил недолго, всего два года — он умер в 1919 году 23 января (по старому стилю), 5 февраля по новому стилю, как указывала 3. Н. Гиппиус в своих работах, изданных за границей.
За время жизни в Троице-Сергиевом посаде он издал в десяти небольших выпусках «Апокалипсис нашего времени» у местного издателя Елова. Книга эта была запрещена и уничтожена.
_____
Я уже говорила о том, что в годы 1913–1917 Василий Васильевич был настроен чрезвычайно против евреев, о чем он писал в своих работах. Но в самой последней его работе 1918 года «Апокалипсис нашего времени» эта нота уже не звучит.
Он задумывается о судьбах России и уже многие трагические явления в нашей жизни объясняет не еврейским влиянием, а некоторыми национальными особенностями русского народа. В разговорах с нами он отмечает хорошие семейные устои еврейского народа, его таинственную живучесть в истории, а кроме того, чувствуя приближение смерти, он ищет примирения со всеми людьми земли, о чем говорят его предсмертные письма.
Приложение I
О НУМИЗМАТИКЕ ПИСАТЕЛЯ ВАСИЛИЯ ВАСИЛЬЕВИЧА РОЗАНОВА
Мой отец, Василий Васильевич Розанов много лет собирал монеты. Мысль о собирании монет появилась у него в 1880 году. Я же лично помню его работу над монетами в течение многих лет. Он садился часов в 12 ночи за письменный стол, начинал разбирать монеты, любоваться ими, рассматривать в лупу отдельные детали монет. Сверял по каталогам, записывал на маленькие этикеточки, которые он вкладывал в картонные коробочки, оклеенные зеленой бумагой; каждая коробочка соответствовала размеру монет.
Шкаф был размером приблизительно в два метра в вышину и два в ширину. Затем отец задумал составить опись монет, к этому его побудил П. А. Флоренский, с которым он много беседовал о монетах (как видно из письма редактора журнала «Вешние воды» — Спасовского).
Некоторые любимые монеты отец старался срисовать, для чего пригласил Татьяну Николаевну Гиппиус, сестру 3. Н. Гиппиус. Она очень хорошо это делала, и у нее было собрано много рисунков, — куда девалось все это не помню. Это было любимое занятие моего отца, над ними он отдыхал, он любил размышлять о древнем мире, о языческих культах, всматривался в лица римских императоров, делился даже с нами, детьми, своей любовью. Занимался монетами до 4–5 часов утра, вставал затем в 9 часов утра, а днем спал еще два часа, и тут его нельзя было будить, детей всегда уводили в это время гулять, чтобы не мешали спать.
Отец был такой известный нумизмат, что в. к. Сергей Александрович приглашал его посмотреть его коллекцию. Отец осмотрев ее, сказал, обращаясь к в. к.: «Ваше высочество, моя коллекция больше и богаче» («и интереснее по содержанию вашей») — так добавил он в кругу семьи, когда рассказывал нам о посещении в.к. в его дворце у Аничкова моста.
Эта любимая его коллекция погибла катастрофически после революции. Летом 1917 года мы переезжали на другую квартиру на Шпалерную улицу и шкаф с монетами поместили на хранение в склад. Вскоре я уговорила отца вынуть золотые монеты и взять их домой. Он их поместил в сейф Главного Государственного банка, а потом банк выехал в Нижний Новгород. С тремя золотыми монетами отец никогда не расставался, всегда носил их в кармане брюк, все их рассматривал. Когда после революции из Троице-Сергиева посада он поехал в Москву во время голода и заснул на вокзале, их у него украли или он их потерял. Он не мог никогда этого забыть и это сильно на него подействовало.
С остальными монетами случилось вот какое несчастье: в складе от разницы температуры разбухли пазы шкафа и коробочки с монетами сместились; таким образом работа всей его жизни погибла — научную ценность она потеряла, надо было снова ее определять, а это было невозможно, это была работа всей жизни. В шкафу были серебряные и медные монеты; часть серебряных монет сложили в ящик и в голодовку в 1920 году продали в Исторический музей. Денег, которые мы получили за эти монеты, хватило на два килограмма сливочного масла и на то, чтобы заплатить за квартиру. Остальные золотые монеты, которые были в сейфе Государственного банка, мы хотели спасти для науки и хлопотали уже после смерти отца, чтобы
