в её истинности и единственности, а заодно и в непогрешимости несущего её клира, в святости людей, стоящих у Святого престола. Прожив жизнь, человек умирал с той же верой в Христа и по христианскому же обычаю отправлялся на суд к Отцу своему небесному. Христианство в землях Европы было единственной доктриной. Правда, в лоне матери-Церкви всегда находились смутьяны. Джон Уиклиф, Ян Гус, теперь вот Лютер и прочие его разномастные последователи. Чести ради, хотя и не во всеуслышание, стоит заметить, что все они бесспорно и беззаветно верили и верят в учение Христа и апостолов Его и сами никогда не учили ни чему, что не написано было в Евангелии. Вся их вина состоит лишь в том, что они дерзнули обратить внимание на некоторое несоответствие нравов служителей Святого престола проповедуемым ими же догмам. Только и всего. Выступая даже не против, а скорее отлично от линии Святого престола, они продолжают проповедовать те же самые исконные основы христианской доктрины. Наивные и безобидные искатели истины. Они искали свою истину там, где им было предписано с момента их рождения. Предписано Христом. С ними все ясно. Проповедуя свои доктрины, они всё равно остаются под сенью Христа и апостолов Его. Другое дело смутьяны иного толка. Этакие волки в овечьих шкурах.
Они никогда открыто не выступят против господствующей идейной доктрины, как бы она не называлась и что бы она не проповедовала. И так же они никогда не примут её своим холодным сердцем и не впустят в свою погрязшую во тьме душу. Их не так много и не в каждом городе они найдутся. Однако те, что есть, а они безусловно есть, сами по себе весьма умны и проницательны. Они талантливы от природы и вдобавок хорошо образованы. Для них не существует границ в познании. Они не удовольствуются проповедями и наставничеством приходских, во многом недалёких священников. Они сами ставят перед собой вопросы о мироустройстве, о природе, о Боге и человеке и сами же ищут на них ответы. И находят. Находят зачастую далеко не в законах Ветхого завета и не в Евангелии, не в трудах Аристотеля или Августина. Надо ли говорить, что такие ответы, как и пути их открытий подчас идут вразрез с доктриной, проводимой Святой матерью-Церковью. А то и прямо противоречат ей, подтачивая её, словно черви. Проявись эти деятели открыто, с ними тут же было бы покончено, как и со всеми их ересями и богопротивными теориями. Однако, они достаточно умны, чтобы просто сгинуть. Их теперь уже трудно найти. Они старательно примеряют на себя личину богобоязненных католиков. Они принимают причастие в храмах, втайне презирая его, и без всякого зазрения способны лгать на исповеди. Они не кричат на площади о своих мерзких выдумках и даже не шепчутся о них в тавернах. Свои чудовищные презумпции и гипотезы они измышляют вдали от людских глаз: в городских подвалах, деревенских лачугах, а то и в тайных комнатах вельможных дворцов. Надо признать, что некоторые их измышления каким-то непостижимым для христианина образом подтверждаются в миру ходом событий. Очевидно, что деятели эти продали свои души и стали проводниками происков князя тьмы. За одно это они достойны быть преданными костру. Однако найти их и передать церковному суду – ох как непросто. Никакой армии агентов не хватит, чтобы просто приметить такие персоны, а уж добыть улики на них ещё более трудная задача. Сии персоны почему-то не поддаются никаким провокациям и легко избегают всех ловушек, действенных для всех остальных. Откровенны же они бывают только с подобными себе. В поисках своей истины они не сидят праздно в своих приходах, а скитаются по миру, встречая таких же еретиков и преумножая богомерзкие познания друг друга. Все эти безумцы-одиночки были бы не так опасны, если бы не появление печатных машин Гутенберга. Тревожащие Церковь знания, втискиваемые свинцовыми литерами в бумажные листы и переплетаемые в книги, споро, как ядовитые гады, расползаются по миру, отравляя умы и души добрых католиков. И справиться с этим теперь никак нельзя, ибо нет обратного хода времени.
Одной из персон, давно уже примеченных Церковью, оказался Филипп фон Гугенхайм, прозываемый также Теофрастом и Парацельсом. Примечен был потому, что превозносил природу, ставя её на равных с Богом, и не желал признавать примата Божиих законов, оставляя за человеком право самому постигать законы мироздания. Гугенхайма не однажды одёргивали, указывая на недопустимую дерзость высказываемых мыслей. Дело даже дошло до церковного суда. Однако покровительство весьма знатных особ уберегало Парацельса от заслуженного аутодафе.
Но не этим был интересен Гугенхайм. Кардиналам римской курии была нужна его библиотека, архив его знаний. Это и бумаги, исчерченные им самим, и книги, пергаменты, папирусы, привезенные из других уголков мира. Известно было, что после обучения в университете Феррары Гугенхайм почти всю свою жизнь провел в странствиях по свету. Он исходил ногами не только католическую Европу, но и побывал в её восточных окраинах и даже в славянских и османских землях, где христианские догмы не признавались должным образом.
Зная круг интересов Гугенхайма, разумно было предположить, что к своим годам он скопил к сожалению не богатство, а огромное количество всевозможных знаний, причем не только в своей памяти. Учеников у него не осталось. Те немногие, что были, молодые и дерзкие, давно взошли на костер. Именно из протоколов их допросов и конфискованного имущества стало ясно, что их учитель Теофраст владеет многими знаниями и способностями, могущими пошатнуть веру в первенство Бога. Оставить это без внимания было никак нельзя. Устранить Гугенхайма было невозможно, так как в его искусстве врачевания нуждались сильные мира сего. Поэтому было решено все его богомерзкие знания, собранные и хранимые им в книгах и манускриптах, изъять и заточить в самые надежные хранилища, ключи от которых навеки останутся едино в руках Церкви. За этим и была направлена в Зальцбург группа Лойолы. Поручать это дело служителям местного диоцеза римские кардиналы намеренно не пожелали. Отец Эраст был назначен епископом в Зальцбург в первую очередь ради пополнения доходами церковной казны, в чем он весьма преуспел. Но он также давно подозревался в связях с людьми Карла V, поэтому поручать ему какие-либо деликатные миссии было бы неосмотрительно. Весьма кстати в это время в Риме появилась небольшая кучка братьев в сутанах, которые проповедовали постижение благодати Христа через особое воспитание человеческого духа. Идейный их зачинщик, Игнатий Лойола, недавно рукоположенный в священники, даже обратился к Павлу III с прошением благословить их сообщество. Его Святейшество для начала
