что наш провал стал итогом коварных козней наших недругов. О присутствии в Зальцбурге нашей группы, кроме нас самих и Вашего Высокопреосвященства, знали всего двое. Это епископ Зальцбурга отец Эраст и его подручный, монах из аббатства Св.Петра брат Иоанн. В преданности и неподкупности своих братьев, с которыми я многие годы делю и радости, и печали, я ни на йоту не сомневаюсь. Отец Эраст же мог догадываться, что наше появление здесь, вдали от Рима да еще с рекомендательным письмом с печатью римской курии, отнюдь не случайно. Мне неизвестно содержание того рекомендательного письма, поэтому не могу судить о степени осведомлённости отца Эраста о преследуемых нами целях и составе нашей группы. Со своей стороны смею утверждать, что за всё время нашего общения с ним я ни разу не обмолвился об истинных причинах своего нахождения в Зальцбурге, а также о моих братьях. Нужно отдать должное, отец Эраст сам ни разу не задавал мне прямых вопросов по этому поводу. Большие подозрения вызывает его подручный брат Иоанн. В самый первый день, прибыв в Эль-сбеттен с посланием от отца Эраста, он мог видеть братьев и даже выяснить у трактирщика их имена. Также накануне решающего дня брату Иоанну было поручено подготовить две повозки, одну для меня и одну с возницей для Симона и Николаса. Судя по тому, что Иоанн справился с поручением менее, чем за полдня, он хорошо знал людей, у которых нанимал повозки, как вероятно знал и того возницу, который оказался вовсе не немым, каким был представлен, и который в итоге скрылся с добытым нами. Позже, когда я вернулся в Зальцбург под предлогом вернуть нанятую повозку, я попытался проверить свои догадки. Повидавшись с отцом Эрастом, я справился у него о брате Иоанне. Оказалось, что на следующий же день после нашей неудачи, он был отправлен с каким-то поручением в земли Карла V в аббатство Св. Михаила, что в городе Бамберг. Учитывая, что Иоанн успел скрыться на территории потенциального недруга Святого престола, пускаться в погоню во след ему я счёл делом безнадёжным, как и ждать его возвращения в Зальцбург. Сам же я вместе с братьями до Вашего решения о дальнейшей нашей судьбе остаюсь в городе в надежде разыскать похитителя документов, того самого коварного возницу, да ниспошлет Господь великие кары на его голову.
Письмо сие, как и было условлено, я отправляю в Ваши руки, через канцелярию епископа города Зальцбурга.
Бесконечно преданный Вашему Высокопреосвященству и Святой матери Церкви священник Игнатий Лойола.
Город Зальцбург, года 1540, месяца сентября, дня пятнадцатого.
*Р.5. Я вспоминаю Ваши со мною беседы о возможности создания под сенью Святой матери Церкви нового общества, которое было задумано мной и моими братьями и которое могло бы проповедовать миру истинноверное Слово Христово. Вы тогда обмолвились, что Его Святейшество мог бы благословить наше общество, докажи мы в суровых испытаниях силу нашей веры и преданность Святому престолу. Теперь я понимаю, что таким испытанием для меня и братьев моих явился этот зальцбургский вояж. Я для себя так же отчетливо понимаю, что в провале порученной миссии повинен едино её руководитель, то есть я сам. Братья же Петр, Симон, Николас и Альфонсо выполняли лишь мои указания и ни в коей мере не могут считаться виновниками постигшей всех нас неудачи. А по сему покорнейше прошу Ваше Высокопреосвященство если не ходательствовать перед Его Святейшеством благословить общество Христа, то хотя бы не лишать моих братьев возможности оставаться в своём кругу и проповедовать. Я же, как не оправдавший доверия Вашего Высокопреосвященства, готов принять на свою голову самое суровое наказание.»
Вот такое вот письмо. Беспощадно разящее наповал своей прямотой и наивностью. Кардинал по привычке ещё раз пробежал глазами по этим серым бумажным листам в надежде не найти тайных знаков, которые Лойола должен был расставить в определенных местах текста. Это означало бы, что письмо писано не им, а значит лживо. Однако все до единого знаки были на своих местах. Все они, как и почерк писавшего, од-позначно подтверждали как подлинность самого письма, так и содержащейся в нём сути.
Человек в зимарре, он же хозяин этой резиденции и папский легат кардинал Джованни Сальвиати какое-то время сидел недвижно и продолжал держать в руках письмо Лойолы, словно бы не зная как с ним поступить. Наконец он положил его на стол и взял в руки второе письмо, то, что также было отправлено из канцелярии епископа Зальцбурга. Это было письмо отца Эраста Баварского. Всего две странички, в которые тот умудрился втиснуть красноречивые восхваления Святого престола и его верных служителей, сухой отчет о количестве проданных индульгенций и увеличении церковных доходов за те три месяца, что он был назначен епископом. В конце письма post scriptum Баварский вскользь посетовал, что доверяй римская курия ему чуть больше, миссия её посланцев была бы куда более успешной. Эти последние строки не просто туманно намекали, а открыто кричали в лицо кардиналу: «Я не так прост, как вам всем видится. Я знаю, зачем ты прислал в мои земли своих людей и я знаю, что у них ничего не вышло!»
Солнце уже почти закатилось за вершину холма, унося из кардинальского кабинета последние свои лучи. На Рим спускались сумерки, неся с собой и упокоение от дневных страстей, и тайны будущей ночи. Недвижно сидя в своём, обитом чёрным бархатом, кресле, кардинал погрузился в размышления.
М-да, вовсе не таких вестей он с нетерпением и тревогой ожидал все эти дни. Нет, нет покоя в христианских землях. Нет и похоже никогда уже не будет. И дело тут не в распрях королей и прочих. С ними как раз всегда было всё в порядке. Смертоубийство одних христиан другими во славу короля или вельмож рангом пониже никогда не волновали Святую матерь-Церковь, если только это не задевало её интересов, корыстных по обыкновению. Войны не только не порицались, а наоборот охотно благословлялись Святым престолом как единой инстанцией Бога на Земле. Вера во светлое царствие Христа была едина для всех, и для сюзерена, и для вассала, жизнью которого он распоряжался. Для всех и каждого веру эту представляла собой римская Церковь и ее Святой престол, утвердившийся на доктрине Христа и его апостолов. Доктрина эта за многие века неустанного проповедования обеспечила себе непререкаемый авторитет и превратилась в незыблемый идейный монолит. Человек, рождаясь, с молоком матери впитывал в себя первоосновы христианской веры. С каждым днём, месяцем, годом своей жизни он безоговорочно уверялся
