не доносились. На площадке под разгрузкой стояли окрашенные в защитный цвет два грузовика. «И тут армия! — невольно поморщился Шатков. — Это когда же мужики в погонах сумели в таком количестве продаться? Что-то слишком уж их много!»
Несколько человек носили из грузовиков в пещеру ящики. По размеру ящиков Шатков понял: в ящиках — автоматы.
С другой стороны, может, он напрасно грешит на военных? Людей в погонах на площади не было, сновали только «пятнистые», но они не имели погон. Николаев всех своих нарядил в пятнистую военную форму, поэтому вполне возможно, несмотря на принадлежность грузовиков к армии, их обслуживали люда неармейские.
— Ладно, немного осталось ждать, на финише все станет ясно, — сказал сам себе Шатков и подышал на руки: было холодно, пар ярким клубком вырывался изо рта.
Грузчики работали споро, беззвучно. Ни Николаева, ни Людоеда не было видно, скорее всего, находились в пещере, руководили процессом.
— «Процесс пошел», — вспомнил Шатков слова одного человека, которого он, как и этих людей, также звал «пятнистым».
«Интересно, есть ли у Николаева еще склады? И как это проверить? С воздуха, вертолетом?» — Шатков протер пальцами глаза — видно было плохо, потом тихо сполз с камня, на котором лежал, и вдруг замер — почувствовал, что сзади кто-то находится.
Пропала у него былая острота, не раз выручавшая в Афганистане, не почуял он вовремя опасности, не собрался, не сжался в кулак — и всего-то одной секунды ему не хватило… В Афганистане случалось, что одну секунду, всего лишь одну провороненную секунду человек разменивал на жизнь — свою собственную жизнь. Шатков стремительно перевернулся на спину, изогнулся и выкинул перед собой согнутые ноги, с силой распрямил их, отбивая наваливающееся на него тело.
Нападавший, не издав ни звука (Шатков одной ногой угодил ему под ложечку, в самую середину грудной клетки и напрочь перекрыл дыхание, вместе с дыханием перекрыл и голос), отвалился в сторону, но тут же поднялся и, мотая головой из стороны в сторону, засипел зло и вновь кинулся на Шаткова.
Это был Мулла, Афганец, или как его еще там звали? Мулла широко растопырил руки, как бы стремясь обхватить ими Шаткова вместе с окружающим пространством. Шатков на миг оглянулся — это было опасно, ему было нельзя выпускать Муллу из вида, а с другой стороны, он должен был понять, виден этот камень и их ристалище со стороны складов? Если все видно, то Шатков погиб, ему не дадут уйти, если же не виден, то кое-какие шансы на спасение имеются…
Они с Муллой не были видны со стороны складов, каменный горб надежно прикрывал их. Шатков благодарно мотнул головой (выходит, что ему сама земля помогает), засек, как Мулла выставил перед собой одну руку и, скрючив пальцы, напряг их, превращая в мощную орлиную лапу. Шатков ждать не стал, с места, без размаха ударил по руке ногой, отбил ее в сторону, прыгнул вперед, всаживая кулак в мягкое мясистое тело Муллы, и сам наткнулся на выброшенный встречный кулак — Мулла на этот раз оказался проворнее, чем ожидал Шатков.
Шатков отпрыгнул от Муллы, качнулся в одну сторону, качнулся в другую сторону, меняя центр тяжести и освобождая правую ногу, снова ударил.
На это раз удар получился оглушающий — Мулла широко, всем ртом схватил воздух, задохнулся, засипел, свалился на камень. После таких ударов люди поднимаются только в кино, в жизни подобных вещей не бывает, но Мулла был тяжел, организм имел мощный — сказывалась афганская закваска, — он сумел перевернуться и встать на колени и, когда Шатков вновь кинулся к нему, встретил Шаткова в боевой позе.
Он перехватил шатковскую ногу за лодыжку, по-борцовски крутанул ее в сторону, засипел зло. Шатков стремительно завалился набок, сжался и с маху ударил второй ногой Муллу в пах — целил ниже, чтобы «божий дар» превратить в яичницу, но не дотянулся, угодил в лобок, в саму костяшку. Мулла хрипло зарычал, дернулся, закатил глаза от боли и слепо выставил перед собою руки, защищаясь от второго удара. Шатков ударил вторично и попал в подставленные руки, извернулся, подкатился к Мулле, увидел рядом со своим локтем его шею — толстую, бычью, ударил локтем в низ шеи, в стык с ключицей, с самим плечом, окончательно вырубая Муллу. Но нет, удар Муллу не вырубил, словно шея у него была защищена броней: крепок был мужик. Мулла безъязыко раскрыл свой черный, забусенный кровью рот (Шатков хоть и не вырубил его до конца, но отделал основательно, неважно, что удары в шею не достигли цели), засипел по-кошачьи.
Вообще-то Мулла пытался кричать, но крика у него не было, Шатков отбил, парализовал и крик, не то ведь, не дай бог, Мулла закричит и его услышат грузчики. Шаткова тогда превратят в сырую котлету…
Хотя самой возни, того, как он приканчивал Муллу, шума Шатков не боялся, этот шум до складов не дотянет, а если и доплывет по воздуху, то дюжие ребята, таскающие ящики, вряд ли обратят на него внимание — мало ли где горластые здешние вороны могли затеять возню… Они очень часто шумят, бранчливо расклевывая какую-нибудь лисью тушку, либо вялое тело своей дохлой товарки.
А вот если Мулла начнет орать, если у него прорежется перебитый Шатковым голос, тогда будет худо. Поэтому Шатков каждый раз сильными ударами загонял крик в Муллу, вбивал внутрь, не давал ему вырваться; Мулла распахивал рот, хрипел, вращал глазами, плевался сгустками крови, но поднять тревогу своим сипением не мог.
Распахнув рот в очередной раз, Мулла выдавил из глубины своего мощного организма какое-то странное птичье, а может быть, змеиное клекотанье, потом сипение (похоже, у него сейчас прорвется наружу голос, что-то слишком быстро очухался товарищ), стиснул зубы, втягивая в себя воздух, снова открыл рот… Шатков понял — Мулла сейчас заорет.
Так заорет, что небо покроется трещинами, и Шатков, опережая этот крик, уже не сдерживая себя (внутри у него запалился холодный злой огонь, который обычно заставляет чесаться костяшки кулаков), ткнул собранными в одну железную кочерыжку пальцами Муллу в самый низ грудной клетки, другой рукой секанул по горлу, складывая противника пополам, потом добавил под ребра.
Услышал противный хруст костей и опять ударил ребром ладони по шее, угодив в самое уязвимое место — по яремной жиле. Он не хотел убивать Муллу, а получилось — убил: Мулла сморщился, обвял, из него с писком выпростался вонючий воздух, обдал Шаткова, и Шатков с брезгливым мычанием откатился в сторону.
Зажав нос, Шатков помял рукою карманы Муллы, пощупал за поясом — нет ли оружия? Оружие
