зов.
– Он мне позвонил, – объявила Эдна. – Похоже, решил…
Стар прервал ее, шагнув в полосу света.
– Я опасался, что вчера на студии мы обошлись с вами невежливо.
Подлинно сказанное не вмещалось ни в какие слова. Она слушала без стыда, жизнь пылала в обоих ярким пламенем – Эдна казалась частью сумрака где-то вдалеке.
– Вовсе нет, – ответила Кэтлин. Прохладный ветер играл каштановыми локонами над ее лбом. – Мы ведь зашли без спроса.
– Приглашаю вас обеих на студию – пройтись, посмотреть.
– Кто вы? Важная персона?
– Он муж Минны Дэвис, продюсер, – колко вставила Эдна, словно пересказывая редкостную шутку. – Он много чего мне наговорил. Уж точно положил на тебя глаз.
– Замолчи, Эдна, – резко оборвала ее Кэтлин.
Словно устыдившись собственной грубости, Эдна пробормотала: «Позвони мне, ладно?» – и шагнула к дороге, унося с собой тайну – замеченную ею искру, мелькнувшую между двоими во тьме.
– Я вас помню, – сказала Кэтлин Стару. – Вы нас спасали из наводнения.
Что дальше? Эдны теперь не хватало – слишком ничтожна была вещественная опора, слишком многое между ними произошло. Оба парили в небытии: его мир остался где-то вдалеке, ее мир и вовсе вмещал лишь голову идола и полураскрытую дверь.
– Вы ирландка? – попытался он выстроить мир для нее.
Она кивнула.
– Я долго жила в Лондоне. Не знала, что это заметно.
На дороге показался зеленоглазый автобус; они подождали, пока он проедет.
– Вашей подруге я, кажется, не понравился. Наверное, из-за слова «продюсер».
– Эдна здесь тоже недавно. Глупышка, но беззлобная. Уж я-то не стала бы вас бояться.
Она вгляделась в его лицо и, как все, заметила усталость, но тут же о ней забыла – из-за исходящего от Стара ощущения тепла, каким веет от яркой жаровни в прохладную ночь.
– Вам, должно быть, отбоя нет от девушек, что рвутся в актрисы.
– Все давно отчаялись и махнули рукой.
Это было неправдой – он знал, что претендентки по-прежнему осаждают его порог, но их суетливые голоса давно слились для него в невнятный гомон, неотличимый от городского шума. В их глазах он был могущественнее любых королей: монарх способен сделать королевой лишь одну, Стар – как они надеялись – многих.
– С такой жизнью недолго стать циником, – заметила Кэтлин. – Вы не собирались снимать меня в кино?
– Нет.
– Вот и хорошо. Я ведь не актриса. В Лондоне ко мне как-то подошли в отеле «Карлтон» и пригласили на пробную съемку, но я поразмыслила и отказалась.
Все это время они стояли почти недвижно, словно ему через миг уходить, а ей – возвращаться в дом.
– Чувствую себя как сборщик налогов, – рассмеялся вдруг Стар. – Застрял на пороге и не даю закрыть дверь.
Кэтлин тоже улыбнулась.
– К сожалению, в дом вам нельзя. Может, я возьму жакет и посидим здесь?
– Не стоит. – Он и сам не понимал, что за чувство подсказывало ему уйти. Увидит он ее, нет ли – так будет лучше. – Придете на студию? Не обещаю быть вашим гидом, но если захотите у нас побывать – непременно звоните.
Тонкая, как волосок, складка пролегла между ее бровей.
– Не знаю. Но все равно спасибо за приглашение.
Он понял, что ее что-то держит и она не придет. Внезапно она от него ускользнула; оба почувствовали, что миг исчерпан. Ему пора уходить – в никуда, с пустыми руками. Обыденно говоря, он не знал ее телефона или даже фамилии, и сейчас казалось немыслимым о них спрашивать.
Она проводила его до машины; ее лучистую красоту, неизведанную и новую, Стар ощущал чуть ли не кожей – хотя когда они вышли из тени, их разделяло полшага пространства, залитого лунным светом.
– Неужели все? – вырвалось у него.
На ее лице отразилось сожаление, однако губы чуть дрогнули, изогнувшись в тайной улыбке – словно колыхнулся занавес у запретного порога.
– Надеюсь, мы еще увидимся. – Ответ прозвучал почти как дань вежливости.
– Будет печально, если нет.
На миг повеяло отчуждением, но когда Стар развернул машину в ближайшем проулке и тронулся в путь, Кэтлин еще стояла у дома – и он помахал ей рукой, вдруг ощутив прилив сил и порадовавшись тому, что в мире еще есть красота, не рассортированная по студийным картотекам.
Дома, пока дворецкий заваривал чай в русском самоваре, на Стара навалилось одиночество – тяжкой отрадой вернулась старая боль. Два сценария, оставленные на вечер, ждали своего часа; когда-нибудь он воплотит их на экране, реплику за репликой, а пока, раскрывая первый из них, он чуть помедлил, вспомнив Минну, и потянулся к ней мыслью – все пустяк, с тобой никто не сравнится, прости…
Вот таким, в общих чертах, был один день из жизни Стара. Болезнь он держал в тайне, и я не знаю, давно ли она началась – отец лишь упомянул, что Стар раза два терял сознание в тот месяц. Про обед мне рассказал принц Агге, впечатленный намерением Стара сделать неокупаемую картину – намерением необычайным, если учесть личности партнеров и тот факт, что Стар владел большой долей акций и по контракту его доход напрямую зависел от прибыли фирмы.
Многое рассказал Уайли Уайт – и я ему верю: настрой Стара он чувствовал остро, испытывая к боссу нечто среднее между завистью и восхищением. Что до меня – я тогда была влюблена в Стара по уши, так что о моей объективности судите сами.
Глава 5
Неделю спустя, свежа и юна как ясное утро, я отправилась к нему на студию. Уайли за мной заехал, я вышла в костюме для верховой езды: Стар должен подумать, что я скакала по росным лугам чуть не с рассвета.
– Нынче утром брошусь Стару под машину, – объявила я.
– Может, проще под эту? – мотнул головой Уайли. – Лучший подержанный драндулет из всех, в каких ездил Морт Флайшекер.
– Ни за что, – отрезала я. – У вас жена на восточном побережье.
– Все в прошлом, в прошлом. Самомнение – ваш козырь, Сесилия: не будь вы дочерью Пата Брейди, на вас бы никто и не взглянул.
Колкости мы в отличие от материнского поколения принимаем спокойно: замечания от ровесников не имеют ровно никакой цены. Нас убеждают быть современнее, женятся на деньгах, порой и мы убеждаем в том же. Все стало проще. Или, по нашей тогдашней присказке, верно обратное?..
Впрочем, когда при подъеме по каньону Лорел я включила радио и оттуда понеслось «Слышишь, как сердце стучит», я решила не верить Уайли. Лицо у меня хоть и округлое, но с правильными чертами, кожа мягкая
