Неделю спустя в Сват вошли правительственные войска, и наша долина наполнилась ревом армейских джипов и шумом вертолетов. Мы были в школе, когда они прилетели. Услышав вертолеты, все дети, возбужденно гомоня, выбежали во двор. Пилоты бросали нам ириски и теннисные мячи, которые мы ловили, соревнуясь, кто поймает больше. Вертолеты не часто появляются над долиной Сват, но наш дом находился поблизости от местного штаба армии, и иногда они пролетали прямо над нашей крышей.
Вскоре нам сообщили, что со следующего дня в Мингоре вводится комендантский час. Мы не знали, что такое комендантский час, и очень встревожились. В стене, окружающей дом наших соседей, семьи моей подруги Сафины, была дыра, которой мы часто пользовались. Мы постучали в стену, а когда соседи подошли к дыре, спросили: «Что такое комендантский час?» Получив ответ, мы встревожились еще сильнее, и решили не выходить из своих комнат. Позднее все мы привыкли к комендантскому часу.
По телевизору сообщили, что для борьбы с Талибаном Мушарраф направил в Сват 3000 солдат. Они заняли все государственные и частные здания стратегического значения. Прежде казалось, что пакистанское правительство не обращает внимания на то, что творится в нашей долине, но теперь стало ясно, что это не так. На следующий день террорист-смертник подорвал армейский грузовик. Теракт стоил жизни семнадцати солдатам и тринадцати мирным жителям. Всю ночь с холмов доносились автоматные и пулеметные очереди. Никто из нас не мог спать.
На следующий день мы узнали из телевизионных новостей, что в холмах в северной части Свата идет сражение. Школы не работали, дети остались дома. Все мы пытались понять, что происходит. Хотя военные действия шли за пределами Мингоры, мы слышали грохот выстрелов. Вскоре было сообщено, что Талибан потерял более сотни своих боевиков. Но в первый день ноября семьсот боевиков Талибана разгромило армейский пост в Хвазахеле. Около пятидесяти солдат бежало, сорок восемь было захвачено в плен. Боевики Фазлуллы подвергли их публичному унижению, сорвав с них форму и разоружив их на глазах у множества людей. После этого они раздали солдатам по 500 рупий, приказав возвращаться домой. Вскоре талибы захватили два полицейских участка в Хвазахеле. В Мадияне им удалось разоружить офицеров полиции. Вскоре Талибан контролировал большую часть долины Сват, лежавшую за пределами Мингоры.
12 ноября Мушарраф направил в нашу долину еще 10 000 солдат и несколько десятков вертолетов. Военные были повсюду. Они разбили лагерь даже на поле для гольфа. Вскоре началась операция против боевиков Фазлуллы, позднее получившая название первой сватской битвы. Впервые в истории нашей страны армия начала военные действия против своих сограждан. Полиция пыталась схватить Фазлуллу, когда он выступал на очередном митинге, но внезапно поднявшаяся песчаная буря помогла ему бежать. Этот случай укрепил его репутацию человека, которому помогают высшие силы.
Боевики не желали сдаваться. Они двинулись на восток и 16 ноября захватили Алпури, главный город Шанглы. Местная полиция вновь бежала без боя. Люди говорили, что среди боевиков много чеченцев и узбеков. Мы очень беспокоились о родственниках, живущих в Шангле. Правда, отец считал, что его родная деревня находится в таком глухом уголке, что боевики вряд ли сочтут нужным туда соваться. Но, несмотря на отчаянное сопротивление Талибана, правительственная армия, численностью и вооружением многократно превосходившая отряды боевиков, сумела выбить их из долины. Армейские части заняли Имам-Дери, штаб-квартиру Фазлуллы. Боевики отступили в леса. К началу декабря было объявлено, что большая часть долины Сват находится под армейским контролем. Фазлулла скрылся в горах.
Но это не означало, что с Талибаном покончено.
– Они еще себя покажут, – говорил отец.
Напряженную ситуацию в долине создавали не только люди Фазлуллы. По всему Северо-Западному Пакистану возникали вооруженные отряды, руководимые представителями различных племен. Через неделю после сватской битвы сорок лидеров движения Талибан со всей провинции встретились в Северном Вазиристане и объявили войну пакистанскому правительству. Они решили выступить единым фронтом под знаменем Техрик-и-Талибан-Пакистан (ТТП), или Пакистанского Талибана. По словам этих лидеров, в их распоряжении находилось 40 000 бойцов. Своим вождем они избрали Байтуллу Мехсуда, боевика, сражавшегося в Афганистане. Фазлулла стал лидером сектора Сват.
Мы думали, что с прибытием армейских частей в долине воцарится мир, но наши надежды не оправдались. О спокойной жизни нечего было и думать. Талибы нападали не только на полицейские участки и неугодных им политиков, но и на простых людей, у которых были недостаточно длинные бороды или одежда европейского фасона.
27 декабря Беназир Бхутто выступила перед избирателями в Лиакат Баг, парке в Равалпинди, где был убит первый премьер-министр Пакистана Лиакат Али.
– Мы победим экстремизм и военщину силой народного единения, – заявила она под громкие одобрительные возгласы толпы.
Беназир покинула парк в пуленепробиваемом джипе «тойота лендкрузер. Откидная крыша автомобиля была поднята, Беназир стояла на сиденье и приветствовала своих сторонников. Внезапно раздался выстрел, а за ним – взрыв. Террорист-смертник взорвал себя рядом с ее автомобилем. Беназир упала. Позднее правительство Мушаррафа заявило, что она ударилась головой о железную ручку, при помощи которой поднималась крыша. Свидетели происшедшего утверждают, что Беназир застрелили.
Мы смотрели телевизор, когда программа была прервана и диктор сообщил трагическую новость.
– Беназир теперь станет шахидом, – сказала моя бабушка. Она имела в виду, что Беназир умерла славной смертью.
Мы все начали плакать и молиться за Беназир. Мое сердце говорило мне, что я, как и Беназир, должна посвятить свою жизнь борьбе за права женщин. Мы мечтали о демократии, а теперь все вокруг повторяли: «После смерти Беназир мы все в опасности». Создавалось впечатление, что наша страна утратила надежду на лучшее будущее.
Мушарраф обвинил в смерти Беназир Байтуллу Месхуда, лидера ТТП. В печати была опубликована распечатка перехваченного телефонного разговора, в котором Байтулла обсуждал подробности теракта с другим боевиком. Байтулла отрицал свою причастность к убийству, что было необычно для талиба.
К нам домой каждую неделю приходили исламские богословы – квари сахибы, – под руководством которых я и соседские дети изучали Священный Коран. Ко времени прихода талибов я прочла уже весь Коран, Хатам уль-Коран, к великому удовольствию баба, моего дедушки с отцовской стороны, который был имамом. Мы читали Коран по-арабски. Как правило, люди, заучивая наизусть суры Корана, не знают, что они означают, но я знакомилась также и с переводом. К моему ужасу, один из квари сахибов попытался оправдать убийство Беназир.
– Это хорошо, что ее убили, – сказал он. – Эта женщина могла принести много вреда, потому что не желала следовать законам ислама. Останься она в живых, она привела бы страну к анархии.
Я была поражена этими словами и передала их отцу.
– Всякому, кто хочет изучать Коран, приходится обращаться к этим муллам, – ответил он. – Другого выбора у нас нет. Но тебе следует быть осторожной на его уроках. Запоминай точный перевод, а на его толкования и интерпретации не обращай внимания. Ты должна знать, что говорит Аллах. Его слова – это Божественное послание, которое ты способна истолковать сама.
