Мальчик кивнул.
– Прежде я ходил на охоту с дедушкой.
Ливан умер год назад: сказались старые раны. Хафиза постарела. А Мадине уже тридцать два. С тех пор как она вернулась домой и родила ребенка, прошло пятнадцать лет. Она жила в доме своих родителей и воспитывала сына. Айтеку было трудно представить, что все эти годы ее постель оставалась пустой и холодной. Он вспоминал жар ее тела, вспоминал, какой безудержной, страстной, неповторимой она была в любви. Эти воспоминания до сих пор жили в его сердце, они не стерлись, не потускнели. Конечно, он ни за что не оставил бы Асият, ведь они прожили вместе немало лет и у них подрастало четверо детей… И все же иногда Айтек задавал себе вопрос: не лучше ли было предложить Мадине бежать вместе, куда глаза глядят?
Теперь уже поздно. Он упустил возможность и время: из-за ревности, глупой обиды. Не смог простить, что она родила от турка, да еще призналась в том, что отдалась ему по собственному желанию! И конечно, он думал об Асият. А вдруг она снова бросится в реку и тогда его дети останутся без матери?!
Разумеется, Мадина это знала. Потому не пыталась ничего изменить. И все же Айтек был уверен в том, что она его любит. В противном случае ей ничто не мешало выйти замуж.
Ровно неделю назад они виделись на свадьбе. Мадина сидела недалеко от Айтека. Ее лицо таило в себе нежную женственность и тайную печаль; излучавшие свет темные глаза, оттененные длинными пушистыми ресницами, походили на живые драгоценные камни в чудесной оправе. Если бы на свадьбе присутствовала Асият, едва ли Айтеку удалось перекинуться с Мадиной хотя бы словом. К счастью, в тот день жена осталась дома.
Когда стемнело, Айтек вышел во двор и там встретил свояченицу. Женщина стояла под открытым небом, не обращая внимания на то, что мокрый снег падает ей на волосы, и любовалась снежинками, которые пронзали черноту ночи и были похожи на бесцельно роящихся белых мух.
– Как поживаешь? – Задал он обычный вопрос.
– Хорошо, – легко и беспечно ответила она.
– А ты?
– Тоже.
Такой разговор состоялся у них много раз и всегда заканчивался ничем. Но сегодня Айтек был настроен иначе.
– Пойдем, нам нужно поговорить!
С этими словами он увлек женщину в укромное место между кунацйаи и саклей. Там было темно и пусто. Мадина смотрела с нескрываемой тревогой. Айтек не стал ничего говорить, он поступил по-другому. На ней была овчинная шуба мехом внутрь, застегнутая у ворота серебряной застежкой, – обычная одежда черкесских женщин в это время года. Он отстегнул застежку, сунул руки под шубу, крепко обнял Мадину и поцеловал. Она ответила на его поцелуй. Ее губы были сладкими, мягкими и горячими. В этом самозабвенном поцелуе слилось все: тоска долгих холодных ночей, тишина непроизнесенных слов, печаль ожидания, горечь, страсть, нежность, любовь.
К несчастью, совсем рядом послышались голоса, и Мадина испуганно отпрянула. Айтек успел шепнуть:
– Помнишь нашу пещеру? Приходи, я буду ждать!
Женщина ничего не ответила, и тогда он добавил:
– Я все так же люблю тебя, Мадина, и не могу забыть! Я верю в то, что ты тоже меня любишь! Скажи, ты придешь?
– Я подумаю, – еле слышно прошептала она.
С тех пор Айтек не раз наведывался в пещеру, разводил огонь и сидел, задумчиво глядя на потрескивающее пламя. Малины не было, и ничто не говорило о том, что она сюда приходила. И все-таки ее последний, полный страстной тоски взгляд вселял в сердце Айтека почти безумную надежду.
– Откуда у тебя такое ружье? – Спросил Айтек сына Мадины.
– Мне подарил дедушка.
Айтек не видел ничего странного в том, что Ливан баловал мальчика. Наверное, потому что тот рос без отца.
Помедлив, Айтек задал вопрос, который бередил его собственную, до сей поры не зажившую рану.
– Ты знаешь о том, кем был твой отец?
– Да, – спокойно ответил мальчик. – Мама рассказывала. Это был османский воин, янычар. Он погиб на пожаре, в Стамбуле, спасая людей. Его звали Мансур.
Никогда прежде Айтек не слышал этого имени. Надо запомнить… Хотя зачем? «Погиб, спасая людей на пожаре». Интересно, так оно и было или Мадина просто выдумала для своего сына красивую сказку? Впрочем, Айтек не видел ничего плохого в том, что она рассказывала мальчику о его отце как о человеке, которого стоит уважать.
В это время чуткое ухо подростка уловило посторонние звуки.
– Что-то там, внизу, слышите? – Сказал он.
Айтек покачал головой. Но потом, тоже услышав какой-то шум, подошел к краю обрыва посмотреть, что происходит внизу. По тропе вдоль реки медленно ползла гигантская змея – во всяком случае, так казалось сверху. Душа Айтека похолодела. Османы! В его памяти вмиг ожили страшные картины. Он невольно стиснул рукой плечо мальчика и резко произнес:
– Вот что, Хайдар. Спускайся вниз, беги в селение. Предупреди всех, кого встретишь, а главное, свою мать. Скажи, что приближается турецкая армия. Женщины и дети пусть бегут в горы.
– А вы? – С тревогой спросил подросток.
– Я пойду в свой аул. Там моя семья, я должен ее спасти. Потом приду к вам на помощь. Беги же! Я на тебя надеюсь!
– Если я их встречу, мне стрелять?
Наряду с горячей мальчишеской решимостью во взгляде Хайдара чувствовались полудетский испуг и мольба. Мужчина понял. Тому, кто еще никогда не убивал человека, в первый раз приходится нелегко.
– Нет! – Твердо произнес Айтек. – Тебя могут убить, а ты еще почти ребенок и нужен своей матери. Она не сможет без тебя жить.
Когда Хайдар прибежал в аул, там уже знали об османах. Люди говорили о том, что совсем недавно в Фахам прискакали незнакомые всадники, которые выглядели как турки и говорили на ломаном черкесском языке. Они заверяли жителей в том, что янычары никого не тронут, просто остановятся в ауле на одну или две ночи. Теперь жители Фахама горячо обсуждали, стоит ли верить османам.
Мадина страшно обрадовалась, когда Хайдар прибежал домой. Женщина сильно переживала за сына. Теперь она, Хафиза и Хайдар решали, что делать дальше. Хафиза сказала, что останется. В конце концов, она уже немолода, вряд ли османы ее тронут.
– А ты иди, – промолвила мать, обращаясь к Мадине. – Оденься потеплее, возьми еды, кремень, чтобы развести огонь. Ты молодая женщина, тебя некому защитить, поэтому лучше держаться подальше от турок. Османы не пробудут здесь долго. Полагаю, нашим мужчинам не стоит сражаться. Незачем попусту проливать кровь, ведь мы люди одной веры.
– Я тоже останусь, – быстро сказал Хайдар, едва Хафиза повернулась к нему. – У меня есть ружье, и если враги войдут в усадьбу…
Его глаза сверкали, в лице была непреклонная решимость. Хафиза всплеснула руками. Она вспомнила своего младшего сына Керима, который умер от ран на пороге сакли.
