у тебя склонность к агрессии? Да по таким, как ты, психушка плачет!
Эти слова так задели Чжисюаня, что он переменился в лице, побелев от злости, сжал кулаки и заорал:
– Что ты сказал? Да я тебя, ублюдок, за это…
– Хватит! Прошу вас, прекратите собачиться, ладно?
Синъянь чуть не плакала, и Чжисюань, почувствовав угрызения совести, повернулся и ушел, перед этим кинув на меня свирепый взгляд.
Я поставил упавший стул на место и подошел к Синъянь, чтобы успокоить. Она выдавила улыбку:
– Ничего, я в порядке.
Сказав это, Синъянь пошла за барную стойку, чтобы чем-то себя занять.
Чокнутый старик и писательница переглянулись: старик протяжно вздохнул, а писательница на этот раз не стала стучать по клавиатуре, а погрузилась в размышления.
Я прислонился к стене, не сводя глаз Синъянь.
После всего, что произошло, она старалась сохранять со мной дистанцию, и мы из друзей снова стали начальницей и подчиненным. Как только Чжисюань появлялся в кофейне, Синъянь давала мне какое-нибудь задание или даже просто отпускала с работы пораньше.
Знаю, она боялась, что Чжисюань расправится со мной. Но вообще-то я и сам боялся, что он со мной может что-то сделать.
Я не слушал ее и оставался в кофейне, не отступая. Не уверен, правильно ли я делал, но для меня тогда было ясно одно: оберегать Синъянь – вот единственное, что я могу сделать.
Мне ужасно хотелось излить кому-нибудь душу, хоть боссу. Но, как назло, тот не появлялся в кофейне уже целую вечность, его волновали совсем другие, романтические дела, и о делах в кофейне он беспокоился меньше всего.
Так что я мог рассчитывать только на себя. В дзюдо я делал успехи, выкладываясь по полной, и с каждым разом боль приносила свои плоды. Когда я первый раз опрокинул тренера на татами, чувство было такое, будто сила моя удвоилась, как и моя смелость. Хватит, чтобы наподдать злобному льву как следует и он больше не смог бы подняться.
* * *
Обычно я каждый вечер обязательно отправлял сообщение Синъянь.
Просто хотел быть уверен, все ли в порядке.
Иногда она отвечала что-нибудь или присылала картинку-смайлик, и тогда я спокойно засыпал. Если же ничего не получал в ответ, то меня начинали тревожить всякие страшные мысли.
А сегодня вечером я отправил сообщение, Синъянь прочитала, но так ничего и не написала в ответ. Меня охватила паника, все страшные картины в моем воображении в конце концов заставили меня сесть на мотоцикл и поехать к ней.
Когда я подошел к воротам дома, uncle Lim издевательски спросил:
– Уже десятый час, а ты снова явился человека спасать?
Я серьезно кивнул.
– Да.
Он засмеялся и впустил меня.
Я не знал, на каком этаже живет Синъянь. Сначала думал позвонить ей, но потом испугался: вдруг Чжисюань окажется рядом? Пораскинув мозгами, я в конце концов ничего не стал делать.
Пошел в парк во дворе и сел на скамейку, поднял голову, взглянул на беззвездное небо и стал думать о Синъянь. Вспомнил, как мы с ней познакомились, и на сердце потеплело, а потом стало грустно.
Не знаю, о чем я тогда вообще думал.
Тихо моросил дождь, я зажмурился и подставил лицо под капли.
Позади меня послышались шаги, и над моей головой раскрылся зонт. На меня выжидающе и тревожно смотрели глаза.
– Ты дурак вот так под дождем сидеть? – Бледное лицо, взволнованный голос.
Я обалдело уставился на Синъянь, даже забыл ответить, сердце как будто кольнули иголкой.
– Ты весь промок. Пойдем наверх, дам тебе сухую одежду.
Она привела меня на шестой этаж. Квартира оказалась небольшой аккуратной однушкой с гостиной. Синъянь достала из шкафа футболку и спортивные брюки. На футболке красовался милейший кот Гарфилд.
– Вот, самый большой размер, уж извини! – сказала Синъянь.
Я переоделся. От Гарфилда исходил слабый запах мыла, и я подумал, что пахнет очень приятно.
Синъянь заварила две чашки кофе, и мы сели в гостиной. Она была похожа на котенка, свернувшегося на диване в углу, держала в ладонях чашку кофе, но не пила, а просто вдыхала хорошо знакомый аромат. Настроение у нее было не очень, и я подумал, что надо бы рассказать какую-нибудь дурацкую шутку.
– Одна белая акула проглотила красный боб. Знаешь, во что она превратилась?
– Во что?
– В красную бобовую акулу!
Синъянь издала смешок, и я уже решил, что моя дурацкая шутка подействовала, но вдруг слезы навернулись у нее на глаза и закапали прямо в кофе.
Я молча сидел рядом с ней.
Кажется, дождь ей сочувствовал и решил составить компанию, продолжая идти всю ночь.
Той ночью я не поехал домой – так и заснул на диване в гостиной Синъянь.
28
На утро, когда Синъянь вышла из своей комнаты, она выглядела измученной, глаза у нее были опухшие и немного красные, потому что проплакала всю ночь.
Я не стал ничего спрашивать, вместо этого решил притвориться, что ничего не случилось, и пригласить ее куда-нибудь.
– Пойдем в кофейню «Домашние животные»?
– …
– Или в «Подвесные кресла»?
– …
– А может, в «Банную кофейню»?
Но на все мои предложения Синъянь только отрицательно мотала головой. Улыбнувшись через силу, она сказала:
– Я в порядке. Ты возвращайся домой.
Но уходить я не соглашался: сегодня, что бы ни случилось, решил быть рядом с Синъянь. Я раздвинул шторы в гостиной и впустил теплый солнечный свет.
– Погляди, какая прекрасная погода сегодня! А в кофейне как раз выходной. Дома сидеть как-то неправильно, пойдем лучше прогуляемся! Посмотрим на лисенка в «Домашних животных», а потом сходим в «Банную кофейню» искупаться.
В конце концов она поддалась на мои нескончаемые уговоры.
Мы спустились вниз, вышли в парк, и тут навстречу – Чжисюань, бросился прямо на меня с каменным злым лицом и безо всяких слов заехал кулаком мне по лицу. От боли у меня искры из глаз посыпались!
Повернувшись к Синъянь, он с ожесточением заорал:
– И ты еще говорила, что у тебя с ним ничего нет! Так ты меня за нос водила!
С этими словами Чжисюань влепил ей две пощечины. Синъянь, руками схватившись за лицо, глядела на него так, будто с трудом верила во все происходящее.
Чжисюань впал в ступор, растерянно глядя по сторонам. Но тут я подбежал к нему, и началась драка.
– Ах ты, гад, на девушку руку поднял!
Чжисюань вроде как забыл, что ему надо защищаться, и сразу получил от меня хороший удар в челюсть. Мой удар ногой все-таки заставил его опомниться, и тогда он зарычал:
– Ублюдок, девушку мою увел!
Мы сцепились,
