на крики примчался охранник и принялся нас разнимать. Я старался встать так, чтобы загородить Синъянь собой: боялся, что Чжисюань опять ударит ее.
Чжисюань, придя в себя, начал отчаянно извиняться:
– Синъянь, прости, прости, я… совсем голову потерял от ревности. Клянусь, больше никогда этого не повторится.
Приблизившись к ней, он хотел взять ее за руку.
– Умоляю тебя, я исправлюсь! Дай мне еще один шанс, не будем расставаться, все будет как раньше, а?
Синъянь с измученным видом отступила на шаг:
– Слушай, Чжисюань, вчера я тебе уже все объяснила, мы расстаемся, и причина не в нем и не в поклонниках в кофейне. Это ты неимоверно подозрительный, и я устала от тебя. – Ее голос вдруг стал ледяным: – И вот еще что. Я никогда не буду вместе с тем, кто меня ударил!
Договорив, Синъянь вышла за ворота, и я поспешил за ней.
Мы подошли к мотоциклу, и я увидел, как из ее глаз падают слезы, а на лице краснеют следы от пощечин. Мне было ужасно жаль ее, так, что щемило сердце.
– Болит?
Она покачала головой и показала на мой лоб:
– Это тебе из-за меня досталось!
– Нет, я сам во всем виноват. Садись, отвезу тебя в одно место.
Я про себя уже решил куда, и мы поехали с ней по шоссе по направлению к Радужному мосту. По дороге Синъянь ни о чем не спрашивала, обеими руками крепко обнимала меня за талию. Вот когда я по-настоящему почувствовал, что мы стали опорой друг для друга.
Через полчаса мы подъехали к музею фотоаппаратов. Только тогда она, недоумевая, спросила:
– Зачем ты привез меня сюда?
Больше таиться не имело смысла, так что я выложил все начистоту об увиденном мной будущем. В первую секунду Синъянь застыла, а спустя несколько мгновений пробормотала:
– Ты заранее предвидел все, что случилось сегодня? Разве такое возможно?
– Вначале я тоже так думал, даже решил, что такие странные видения у людей бывают только перед смертью. Но потом все раз за разом стало происходить именно так и мне уже ничего не оставалось, как поверить, что я увидел будущее, – с горькой усмешкой объяснил я.
Синъянь покачала головой, и по ее лицу было ясно, что она с трудом верит во все это.
– Пойдем!
Мы вошли в музей и, пробравшись сквозь толпу, повернули в коридор к маленькой комнате. Когда мы оказались внутри, Синъянь с любопытством огляделась по сторонам. Эта комната отличалась от других залов, и там почти не было людей. Перед нами лежала та самая мыльница, такая невзрачная, что никого не интересовала.
Я подошел к фотику и сказал:
– Вот, с его помощью я увидел будущее.
С недоверчивым видом она взяла мыльницу и прильнула к видоискателю.
– Надо нажать на кнопку спуска затвора, – произнес я.
Синъянь попробовала несколько раз, но ничего не щелкнуло.
– Ничего я не вижу.
Передав мыльницу мне, она вышла из комнаты.
Я скорее положил фотик на место и бросился за ней, пытаясь объясниться:
– Синъянь, я тебя не обманываю! Я и вправду видел будущее, которое случилось с вами…
Но она остановила меня и с горечью произнесла:
– Ну хорошо, видел ты будущее, и что? Правда это или нет, никто ничего уже не сможет изменить.
Синъянь пошла обратно к толпе. Я молча побрел за ней и уже пожалел, что поступил так необдуманно, приведя ее сюда.
Вообще-то она права. Ну видел я будущее, и что? Разве можем мы спорить с судьбой? Если бы я рассказал ей все раньше, ничего плохого не случилось бы? Скорее всего, Синъянь погрузилась бы в такую же депрессию, как и я, и не знала бы, что делать дальше.
Туристов становилось все больше, и мы удалялись друг от друга. Я глядел ей вслед, пока она не исчезла в толпе. Потом я искал ее, ходил кругами, почти физически ощущая потерю, будто с этого момента она могла навсегда исчезнуть из моей жизни.
29
Я вернулся к главному входу в музей, долго ждал, но так и не увидел Синъянь. Только подумал, что надо бы позвонить ей, как пришло сообщение: она хочет побыть одна, а потом сама вернется на поезде.
Не хочет меня видеть. Наверное, обиделась.
Как в воду опущенный, я пошел бродить по улицам, думая о ней, думая обо всем, что произошло за последние дни, и чем больше я об этом думал, тем тревожнее становилось на душе.
Я что-то не так сделал? С самого начала не надо было пытаться свести их? Если бы я не свел их, то не приехал бы в музей фотоаппаратов и тогда не увидел бы будущего.
После того как мне открылось будущее, я пробовал всеми правдами и неправдами предотвратить его, но ничего не помогло, у них с Чжисюанем все-таки начался роман. Я просчитался раз, другой, потом решил стать верным псом, преданно оберегать ее, но в итоге дал повод к ревности, Чжисюань все неправильно понял, и от его руки пострадала Синъянь.
Это игра судьбы или всему виной я сам? Но ведь я хотел защитить ее, а вышло наоборот, все пошло не так, и я причинил ей страдания.
Меня мучили угрызения совести. Я почувствовал, что мне трудно дышать, вот-вот задохнусь. Ускорив шаг, я продолжил бесцельно бродить по улицам. Больше всего на свете я желал отыскать Синъянь, попасть в ее вселенную.
Увидеть ее, извиниться перед ней за все, как-то загладить свою вину, сделать так, чтобы она больше не страдала.
Я бродил, потеряв счет времени, а когда опомнился, то понял, что оказался в темном закоулке, в тупике.
Остановился, не зная, куда идти. Все было как в тумане. Дальше прохода не было, оставалось повернуть назад. Но когда я повернулся, неожиданно наткнулся взглядом на фотоателье в нескольких шагах от меня. В витрине стояли модели фотоаппаратов, и меня каким-то удивительным образом потянуло к ним.
Фотик, который я заметил сразу, был точь-в-точь как та самая мыльница, в которой я видел будущее. У меня екнуло сердце: неужто меня привело сюда небесное провидение?
Спрятавшееся в переулке фотоателье называлось «Чудеса фотографии». Мне стало любопытно, и я зашел, осторожно ступая по деревянному полу, чтобы не издавать лишних звуков. Ясно было, что ателье старинное, с черно-белыми фотографиями на стенах, здесь чувствовалось дыхание времени.
Сейчас редко встретишь фотоателье, и мне сразу показалось, что я попал в другую эпоху, в какие-нибудь семидесятые или восьмидесятые. В дальнем углу на стене висела крохотная доска с приколотыми к ней разными
