что он будет есть на обед или на ужин. Окинув взглядом стеллажи, Арина принималась поправлять те книги, которые, по ее разумению, нарушали общий строй, а заодно вытирала пыль на полках и затем мыла пол. Быстро закончив с этим, Арина поднималась в квартиру к Андрею Ивановичу, прибиралась уже там и готовила еду. Только после всего этого девушка начинала разговаривать о делах интернет-магазина. Я убежден, что магазин являлся для нее лишь поводом, чтобы так часто бывать у деда.
Андрей Иванович хорошо знал наш Дворец.
— У вас там очень много ценных вещей, — говорил он. — Я имею в виду книги и некоторые музейные экспонаты. Да что там… Сам Дворец уникален, правда, он был сильно перестроен в пятидесятые, но все равно хорош. Знаете, что там находилось до революции?
— Вы про казино?
— Хм. Это была потрясающей красоты гостиница «Мавритания». В восточном стиле, с роскошными номерами, рестораном, концертным и танцевальным залами… Там была своя библиотека, казино, кабинет карточной игры и курительная комната. У меня даже где-то была фотография интерьеров гостиницы. Я поищу и подарю ее вам. И вот, кстати, некоторые книги, что хранились в гостиничной библиотеке, они теперь должны быть во Дворце.
— Да, я думаю, что видел их.
— А еще с «Мавританией», ну, по крайней мере так говорили, была связана одна совершенно нуарная история.
— Вот это да! Нет, такого я не слышал точно. Андрей Иванович, расскажите, ведь жутко интересно.
И довольный Андрей Иванович принялся неспешно рассказывать:
— Одно время хозяйкой «Мавритании» была такая Ольга Дмитриевна Потапова — жена одного богатого судовладельца из Нижнего Новгорода. Дама очень эмансипе, скажу я вам, с весьма неровным характером, эксцентричная особа. Со своим мужем она перестала супружествовать после рождения второй дочери, и они жили каждый своей жизнью. Ольга Дмитриевна не особенно себя утруждала и материнскими обязанностями, пребывала в постоянных разъездах — то в Петербург, то заграницу, то на дачу, то сюда — в Крым. Почему-то Ялту она посещала в период затяжных приступов меланхолии, что, как правило, выпадало на ее день рождения, на февраль.
В это время в гостинице обычно не было «посторонних» — лишь все свои, такие же странные персонажи.
Ольга Дмитриевна особенно была дружна с некогда блиставшей на сцене Мариинского театра оперной певицей Медеей Михайловной Чарквиани. Медее Михайловне, как и Ольге Дмитриевне, было около сорока. В самом расцвете своей славы переболев оспой, она осталась с испорченным лицом, после чего навсегда бросила сцену. С этого времени Чарквиани возненавидела Петербург и Москву. Она избегала все те места, которые были свидетелями ее триумфа, и порвала почти со всеми людьми, кто восхищался ее красотой. Постоянные переезды — вот что объединяло этих двух женщин. Обе дамы были по-настоящему умны и питали интеллектуальный интерес ко всему мистическому — обе они состояли в теософском обществе. Потапова и Чарквиани почти не пересекались в других городах, разве что временами в Риге или Варшаве. Зато здесь, в полупустой гостинице, одиночество этих особ достигало своего апофеоза.
Закутавшись в шали, они любили сидеть в курительной комнате и курить сигареты из длинных мундштуков, запивая редкими глотками коньяка. Иногда они перемещались в кабинет карточной игры, где в это время собирались все постояльцы. Среди них были: врач Вильгельм Францевич Лернер — одноглазый тощий немец, занятый фантастическими прожектами обустройства крымских курортов; графиня Анна Львовна Тимирязева, прослывшая в свете сумасшедшей старухой, со своей дурнушкой-племянницей Лизой; чудаковатый банкир Александр Федорович Орехов со своей женой Верочкой из бывших балетных; адвокат Станислав Николаевич Померанцев, за свое умение обходить закон прозванный Дьяволом, с женой Еленой Григорьевной; и совсем молодой литератор Алеша Ялич с матерью Лидией Антоновной.
Когда у Медеи Михайловны было настроение, она гадала всем желающим, а Ольга Дмитриевна читала вслух выдержки из своего дневника. Это были ее размышления-предчувствия о предназначении человека и судьбах мира, о взаимосвязи всего сущего, о жизни, смерти и бессмертии. Несмотря на то что ее довольно внимательно слушали, она читала больше для себя, будто на слух проверяя каждое написанное слово. Когда ее ухо вдруг слышало фальшь, Ольга Дмитриевна тут же прерывалась и делала пометки карандашом. Кончив читать, она поворачивалась к сидевшему всегда рядом Алеше и просила уже его поделиться своим творчеством. Тогда Алеша, слегка смущаясь, читал какой-нибудь из своих рассказов, давая возможность Лидии Антоновне сердечно порадоваться за сына.
Алеше было двадцать лет, и он был болен чахоткой. Болезнь выдавала себя заостренными чертами лица и бледностью кожи. Когда Алеша поднимался по мраморной лестнице, то можно было заметить, что ему не так уж легко это дается, как должно юноше его возраста. Но все равно в Крыму ему было гораздо легче. Богатая вдова генерала, Лидия Антоновна забрала сына из московского университета, чтобы переехать жить в Ялту. Она решила выстроить здесь свой дом и, надо сказать, подошла к этому делу со всей серьезностью, благо позволяли финансы. На время строительства Яличи поселились в «Мавритании». Болезнь сделала восприятие юноши очень беспокойным, но в «Мавритании» он обретал уверенность, особенно когда приезжала Ольга Дмитриевна…
Алеша пробовал писать еще в Москве, но именно в Ялте он решил, что это станет делом всей его жизни. Именно тут в литературном журнале «Чайка» был напечатан первый его рассказ. Рассказы были еще откровенно слабыми, но в них «жила мечта и чувствовалось будущее», как говорила Ольга Дмитриевна, и этого Яличу было достаточно, чтобы продолжать верить в свои силы.
В те зимние вечера графиня Тимирязева, впадая в детство, часто просила поиграть в фанты. Старуха как ребенок заливалась смехом, когда очередной игрок пытался выполнить задание. А потом она требовала, чтобы ее племянница сыграла на рояле. Возражать было бесполезно — Лиза играла, и в один из таких случаев, выпадавший на день рождения хозяйки гостиницы, пела Медея Михайловна. Покинув театр, Чарквиани пела только один раз в год и только для узкого круга «Мавритании», по случаю именин Ольги Дмитриевны. Ее голос был по-прежнему прекрасен.
Затем обычно следовали фокусы и шарады. Вся женская половина компании была от них в совершеннейшем восторге, особенно графиня, Верочка и Елена Григорьевна. Дамы дружно хлопали в ладоши и просили еще и еще. Заканчивалось же все обычно сальными историями Орехова. Разгоряченного алкоголем и одобрительным ржанием Померанцева его несло, и Верочкино: «Ну. Алеке, довольно тебе», конечно, никак не могло остановить этот источник. Он иссякал сам, когда постояльцы начинали расходиться по своим номерам спать.
В тот год было все как обычно. Февральские гости «Мавритании» прибыли в полном
