на монарха? Может быть, Победоносцеву, чье влияние на царствующего монарха за последние годы сильно ослабло, только и нужно выявить врага в ближайшем к царю окружении? И тем самым вновь стать нужным сегодня, а не в туманном будущем?
Была своя логика и в том, что Александр II был для Победоносцева угрозой самой Идее самодержавия…
Время шло, а Дрентельн все еще медлил с ответом. Твердо он был уверен только в одном: вставать в позу и категорически отказываться от навязываемой ему роли никак нельзя! Нужно хотя бы потянуть время – и попытаться выманить старого лиса подальше от его норы!
Дрентельн откашлялся:
– Мне кажется, Константин Петрович, что неудачи злоумышленников, покушавшихся доселе на государя и его верных слуг, были обусловлены именно молодостью и отсутствием должного военного опыта. Исходя из этого, можно с уверенностью сделать и следующий вывод: вряд ли кто-то из действительно опытных и опасных для престола людей рискнет взять на себя доведение ужасного замысла до конца. Ибо в этом разе на негодяя обрушится вся мощь охранительного аппарата империи, вся ярость и негодование истинных приверженцев престола. Вспомните, Константин Петрович! Вспомните хотя бы историю с этой мерзавкой Засулич – присяжные оправдали ее после покушения на губернатора Трепова. На гуманность правительства и самого самодержца – и не без оснований! – рассчитывали и другие схваченные террористы. Однако я не могу себе представить, чтобы был помилован негодяй, убивший царя. И, повторяю, я убежден, что опытный человек никогда не станет пренебрегать опасностью пойти на виселицу…
– Согласен с вами – но почему в своих отвлеченных, гипотетических, так сказать, умопостроениях мы предполагаем обязательную поимку негодяя? Не обижайтесь, Александр Романович, но тайной полиции можно адресовать множество промахов по части розыска террористов. В конце концов, заговорщик может покинуть пределы империи и стать недосягаемым для полиции и правосудия, разве не так?
– Так-то оно так…
– К тому же, я слышал, некая тайная организация посулила большой куш за убийство нашего любимого монарха. Вы слыхали, конечно, об этом?
– Нет, я не слышал, – медленно произнес Дрентельн. – Не слышал – хотя знаю, что на угрозы и обещания господа нигилисты и их покровители не скупятся… Кстати, жизнь показывает, что большинство этих угроз остаются сотрясением воздуха, не более. То же самое, скорее всего, можно сказать и о денежных посулах – как вы считаете, Константин Петрович?
– Нет-нет, я убежден, что нынешние злодеи серьезны как никогда!
– В таком случае, господин Победоносцев, ваш долг – немедленно сообщить мне все подробности этого дела. – Дрентельн про себя усмехнулся, забавляясь тем, как собеседник сам себя загнал в ловушку. – А моя священная обязанность – немедленно и тщательнейшим образом расследовать сообщенную вами новость. Денежный куш за убийство русского царя – это вам не баловство с бомбами недоучившихся студентов и экзальтированных барышень!
– Помилуйте, Александр Романович! Этак вы и меня, чего доброго, в вольтерьянцы запишете! Я уже и не помню, право, от кого и когда про это слыхал.
– В таком случае, о какой серьезности намерений можно вообще говорить? – с издевкой продолжал наседать шеф жандармов. – Предположим – только предположим, Константин Петрович! – что отыщется умудренный преступным опытом враг престола, готовый рискнуть ради золота заговорщиков. И что же? Где же он, исполнив ужасный замысел, разыщет этого щедрого русского Монтекристо, ежели и я его не могу найти со всеми моими жандармами? И – кстати! – о какой сумме шла речь? Просто так, ради интереса…
– Сумму я помню хорошо: триста тысяч рублей золотом. Что же касается серьезности намерений, то не могу судить о сем предмете без обладания вашим опытом и знанием природы бунтовщиков. Могу обещать одно, Александр Романович: я постараюсь вспомнить – когда, от кого и при каких обстоятельствах я слышал эту то ли нелепицу, то ли серьезное намерение врагов русского престола. Вспомню – и непременно дам вам знать.
– Премного обяжете, господин Победоносцев! Премного! Буду с нетерпением ждать, надеясь на вашу могучую память. Кстати, Константин Петрович! Коль вы интересуетесь проблемами безопасности высочайшей персоны и умонастроениями русских террористов, рекомендую побеседовать с начальником Петербургского губернского жандармского управления Судейкиным. Полковник – большая умница и высочайший дока по части агентурной работы в кружках революционеров. У него в среде террористов есть свои людишки, и, полагаю, он лучше удовлетворит ваше любопытство, нежели я. Угодно? Завтра же пришлю его к вам!
Победоносцев посмотрел на шефа жандармов долгим взглядом, дернул щекой – усмехнулся.
– Да нет уж, пожалуй… Любопытно узнавать о врагах престола из первых, так сказать, рук. Из ваших. К чему мне этот ваш полковник, будь он хоть трижды умен?
– Из вторых рук, – поправил Дрентельн, пожимая на прощанье узкую ладонь Победоносцева. – Из вторых рук, Константин Петрович! С первыми настоятельно рекомендовал бы вам никогда не иметь дело. Опасно, знаете ли…
* * *
Вернувшись к себе на Гороховую, шеф жандармов приказал немедленно разыскать Георгия Порфирьевича Судейкина.
Жандармского полковника Судейкина боялись, ненавидели и презирали все – и революционеры, и сослуживцы, и собственное начальство. Сын захудалого провинциального дворянина, Георгий Судейкин с юности проявил на службе незаурядные природные способности. Не чинясь происхождением, он начал с самых низов сыщицкой карьеры, которую сделал весьма быстро – не благодаря своим образованию и воспитанию, а, скорее, вопреки им. Судейкин карабкался по служебной лестнице буквально по головам, не особо смущаясь тем, что многие эти головы принадлежали его друзьям и даже благодетелям. Невероятный умница, Георгий Порфирьевич в жизни и по службе руководствовался исключительно соображениями личной выгоды. Начальство называло его талантливой сволочью – ибо никто лучше Георгия Порфирьевича не мог устроить ловушку инакомыслящим и членам подпольных революционных кружков. Начальник Государственной полиции Плеве – гораздо позже описываемых событий – вслух неоднократно всерьез жалел, что у России нет еще двух-трех подобных Судейкиных! Будь это так, летопись русской революции могла, пожалуй, закончиться гораздо раньше и совсем иначе.
Поначалу начальство, давая Судейкину отличные аттестации на всех ступенях его карьеры, лишь посмеивалось над его вопиющим невежеством и казарменными манерами. И при этом же частенько ставило его в пример офицерам, при всем старании не способным добиться и четверти успехов этого плебея. Начальство спохватилось, когда Судейкин получил полковничьи погоны и орден Владимира 4-й степени – ибо плебей не собирался останавливаться и всерьез мечтал о портфеле министра внутренних дел.
Агенты-провокаторы полковника Судейкина водились почти во всех революционных кружках и подпольных организациях с террористическим уклоном. Они копили ценную информацию, Судейкин блестяще ее анализировал и изобретательно хватал революционеров так, что его агенты по большей части оставались вне подозрений в предательстве.
Поняв, что выше полковника его просто-напросто не пустят, Судейкин стал добиваться личной аудиенции у Александра II. Он искренне верил в
