момент они договорились не называть друг друга по именам и фамилиям, ведь в доме оставались «прослушки», которые достанутся полиции) — отведи этих — он указал пистолетом на женщин — куда — нибудь подальше, и запри их.
«Ищейка» схватил младшую девочку за ворот ночной рубашки, приставил пистолет к ее затылку и скомандовал: «Вперед!», кивком головы показав матери и старшей сестре, что их это тоже касается. Визги и вой стали удаляться и постепенно затихли, кажется, где-то на втором этаже. Обстановка сразу же стала рабочей.
— Ты! — Майнкопф кивком показал на Зигерта, — встань на всякий случай к окну. — Хейнц послушно подошел к окну и отвернулся, глядя в темноту.
— Я прошу прощения за столь поздний визит, господин старый знакомый! — Отто повернулся к хозяину дома, изображая слащавую улыбку с поклоном. — Мы с товарищами просто хотели узнать, заплатили ли вы штраф, присужденный вам немецким судом, прежде чем покидать Германию?
Клосс сидел на диване, куда его посадили, со связанными руками, босой, в ночной пижаме, смотрел на кривляющегося Майнкопфа совершенно спокойно и молчал.
— А то, ведь нехорошо получается… Такой знаменитый и талантливый — он с нажимом произнес это слово — художник… Наверняка не бедный — вон, целый дом купил… — Полковник продолжал в том же духе, делая паузы после каждой фразы. — А бежит из страны, как… — Отто на мгновение запнулся, пытаясь подобрать подходящее сравнение, — нашкодивший кот. Да еще и пользуясь этим случаем, чтобы сэкономить какие-то несчастные 300 марок!
Клосс продолжал наблюдать за ним молча, причем, в его взгляде, как показалось Майнкопфу, даже появилось любопытство. Он украдкой посмотрел на Гюнтера — тот сидел с совершенно безучастным видом, словно понятой при обыске. Что касается Хейнца, то даже по его спине было заметно, что он скучает. Полковник начал терять терпение.
Скрипнула дверь, и в дверном проеме показалась голова Бауэра.
— Что ты здесь делаешь? — рявкнул на него Майнкопф. — Возвращайся к бабам и следи, чтобы они не выпрыгнули из окна или не смылись через дымоход!
Голова тут же скрылась за дверью. Он снова повернулся к Клоссу.
— Ну, довольно, — сказад Майнкопф уже более спокойно, очевидно, начиная партию «доброго полицейского». — Вы догадываетесь, зачем мы здесь?
— Нет, — сказал Клосс. — Но думаю, что не из-за трехсот марок штрафа. Кстати, я их тогда заплатил.
— Не валяйте дурака, господин художник! — Отто снова начал входить в прежнюю роль. — Речь идет о вашей жизни и — он поднял глаза к потолку — жизни вашей семьи. — Мне нужна рукопись — вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. У вас есть два варианта. Отдать ее нам — и сохранить жизнь себе, своей жене и детям, или не отдавать — и быть убитыми. Оба варианта действуют только здесь и сейчас, немедленно. И можете не сомневаться, что рукопись мы все равно найдем. У вас три минуты на размышление, — полковник посмотрел на часы. — Время пошло!
— В доме ее нет, — сказал Клосс после некоторой паузы.
— Предупреждаю, — сказал Майнкопф, не отрывая взгляда от циферблата своих часов — вы теряете время. Мы знаем, что рукопись в доме. Осталось две минуты тридцать секунд.
Периферийным зрением он отметил перемену настроения у своих людей. Гюнтер подался корпусом вперед, словно собирался выпрыгнуть из кресла, и наблюдал за происходящим с явной тревогой. Фигура Хейнца, который, кажется, ни разу не пошевелился с того момента, как встал у окна, заметно напряглась. В наступившей тишине было слышно тиканье часов Майнкопфа.
— Две минуты! — ледяным голосом произнес полковник. — Герхард, — он перешел на отеческий тон, — будьте благоразумны! Чего вы добьетесь своим геройством?..
Клосс продолжал молчать, внимательно рассматривая свои босые ноги. Казалось, он что-то обдумывает.
— Минута тридцать секунд, — объявил Отто, и стоявшему у окна Зигерту показалось, что на этот раз, голос его звучал не так уверенно…
«Чертов маляр»! — думал Майкопф, вспоминая последнюю фразу своего помощника, сказанную сегодня утром: «Нам все равно придется ее искать». Получалось, что он настолько глуп, что сам себе поставил ультиматум с этими тремя минутами. Потому что это не у Клосса, который на самом-то деле, все равно приговорен, а у него истекает время, и если «маляр» не отдаст рукопись, он, Майнкопф, окажется в дурацком положении, и его авторитет перед этим мальчишкой… Впрочем, черт с ним, с авторитетом — что, если этот «виртуоз» Бауэр, не найдет рукопись?.. Даже думать об этом не хотелось. Тут же, впрочем, мелькнула спасительная мысль — в этом случае, он, Отто, вроде как будет не виноват…
— Господин Клосс! — Зигерт неожиданно повернулся к хозяину дома. — Вы напрасно упорствуете, ведь в конце — концов, у нас с вами одна цель — сохранить рукопись, как культурный раритет и расшифровать ее. Какая разница, где она при этом будет храниться, в Штатах или в Германии?
Клосс, казалось, не слышал обращенной к нему фразы. Он продолжал сидеть неподвижно, уставившись в одну точку, и похоже, просто ожидал развязки. Но когда Майнкопф произнес: «Осталась одна минута!», он, не оборачиваясь к Зигерту и не меняя позы, сказал, словно самому себе:
— Забавно, что о культурных раритетах говорят люди, сжигавшие на Потсдамерплатц вместе с моими картинами, произведения лучших немецких художников и писателей.
— Ну, довольно! — Майнкопф, наконец, принял решение. Он встал перед Клоссом и, рванув затвор пистолета, направил его на художника. — У вас последний шанс, господин маляр, отдать нам рукопись, да или нет?..
В абсолютно черном до этого окне вдруг замелькали веселые разноцветные огоньки. Характерный звук из всего двух сменяющихся нот, высокой и низкой, постепенно усиливаясь, начал вытеснять тишину.
— Полиция! — закричал Зигерт, бросаясь от окна в глубину комнаты.
— В машину, быстро! — Майнкопф подбежал к лестнице и крикнул вверх, забыв об условленной конспирации:
— Бауэр!
Но лестница уже и так грохотала под летевшей по ней вниз «ищейкой». Уже в дверях полковник на секунду притормозил и, обернувшись, почти не целясь, выстрелил в сидящего художника. «Кажется, попал — подумал он. — Ну, хоть с этим успел»…
Юрген оказался еще и виртуозным водителем и, судя по тому, как уверенно он ушел от преслекдовавших их двух полицейских машин, делать это ему приходилось уже не раз. Уже через час вся пятерка находилась в посольстве небольшой центральноамериканской страны, откуда по дипломатическим каналам их должны были переправить в Германию, как и было предусмотрено первоначальным планом. А возвращаться на родину — впервые в жизни — Майнкопфу не хотелось. Как когда — то в школе, когда получал оценку «плохо».
Полковник бушевал — и не только из — за проваленного задания. Конфуз и
