категории. И даже кандидаты и доктора наук имеются.
– На вашем отделении или на перинатальном?
– Да на всех, – медсестра снова улыбнулась. – Везде работают очень хорошие врачи. Так что ни вам, ни вашему малышу совершенно ничего не угрожает.
– А доктор Эппельбаум часто приезжает?
По лицу медсестры прошла тень, как будто облачко закрыло летнее небо.
– А, так вы из этих.
– Каких «этих»? – прикинулась я.
– Пациенток Эппельбаума.
– А здесь и другие есть?
– Конечно. Здесь на вынашивании женщины лежат, у которых с прошлыми беременностями проблемы были. Ими занимаются Волкова и Березин. Да и Илья Семенович приезжает, тоже ряд пациенток ведет. И Яблочкин ваш тоже регулярно наведывается. Так что не волнуйтесь. Он вас не бросит. Вы же для него курица, несущая золотые яйца.
И, спохватившись, что недозволительно разоткровенничалась, медсестра попросила меня покинуть отделение, к которому я не имела никакого отношения. В задумчивости я вернулась на свой второй этаж. Итак, царство Эппельбаума – лишь часть работы клиники. Впрочем, это и неудивительно. На одном приемном материнстве много не заработаешь, но, к счастью для дельцов от медицины, в мире существуют и другие болезни, лечить которые состоятельные люди предпочитают с комфортом.
На третьем этаже пансионата располагались палаты пациентов, восстанавливающихся после различных травм. Ни детского отделения, ни отделения неврозов в пансионате не наблюдалось. Видимо, для того чтобы шумные дети и нервные пациенты не нарушали покой всех остальных.
Палаты представляли собой двухкомнатные номера, в каждом из которых имелись гостиная, спальня и удобная ванная комната. И отделка, и мебель, и техника были современными и дорогими, рассчитанными на достаточно высокий уровень. Один день пребывания здесь, включая питание и медицинское наблюдение, стоил по прайсу тридцать четыре тысячи рублей.
Прайс с ценами я раздобыла на стойке рецепции у входа и, изучив, впала в легкое уныние. Дело в том, что, подписывая в кабинете Эппельбаума договор на взаимодействие с клиникой, я в том числе обязалась в случае расторжения договора компенсировать свое пребывание в пансионате, в котором мне предстояло прожить не менее восьми недель.
Так как выполнять договор и подписывать добровольный отказ от своего ребенка в пользу указанных мне клиникой лиц я не собиралась, то фактически добровольно вгоняла себя во вполне ощутимую финансовую кабалу. Восемь недель, сорок восемь дней, один миллион девятьсот четыре тысячи рублей. Где я их возьму, я просто понятия не имела.
Правда, я искренне надеялась, что успею собрать всю необходимую таганцевским коллегам информацию быстрее. Максимум за неделю, а потом с чистой совестью уеду домой спокойно готовиться к родам, гуляя по московским улицам вместо заснеженного соснового бора. Недельное пребывание здесь тоже пробивало весьма существенную брешь в моем тощем бюджете, но двести тридцать восемь тысяч – не почти два миллиона, так что как-нибудь справлюсь.
Самое интересное, что место, в котором я очутилась, стоило этих денег до последней копейки. Здесь был чудесный воздух, напоенный свежестью соснового бора, мягкий и очень белый снег, лежащий на колючих лапах деревьев, расчищенные дорожки, усеянные красивыми коваными фонарями, очень вкусная еда в ресторане, которую по желанию приносили в номер.
Через два дня после того, как я обустроилась в пансионате, сюда приехал Эппельбаум, и я спросила, можно ли сделать так, чтобы Настенька Лебедкина тоже пожила в таких же условиях. Мы с девушкой держали постоянную связь, потому что того требовали интересы дела, да и вообще Анастасия оказалась чудесным человеком, открытым и добрым. Я ей симпатизировала.
– Анастасии мы снимаем квартиру, – ответил Эппельбаум на мою просьбу. – Приемная семья, которая ждет рождения ее ребенка, не обладает финансовыми возможностями оплатить ее пребывание здесь. Снять жилье на порядок дешевле, даже в Москве. Вы же это понимаете? Это вам так повезло, что в вашем малыше заинтересованы очень богатые люди. У ребенка Анастасии будет семья попроще.
– А тогда можно, чтобы Настя приехала и просто какое-то время пожила у меня? Диван в гостиной раскладывается, и она сможет с удобством на нем разместиться, а меня она совсем не стеснит. Видите ли, Марат Казимирович, девушка чувствует себя очень одиноко. Она одна в чужой квартире, с друзьями и родней из-за своего положения встречаться не может. Она уже частенько кукситься, я боюсь, как бы это не вылилось в депрессию. А тут я смогу ее поддержать, да и мне веселее будет. Хотя бы дней на десять. Пожалуйста.
– Ладно. На десять дней разрешаю, – согласился Эппельбаум. – Только потом не жалуйтесь.
На следующий же день Костя Таганцев привез в «Яблочный спас» Анастасию, и она поселилась в моем номере. Я еще приглашала Сашку воспользоваться случаем и меня проведать. Но почему-то дочь наотрез отказывалась ко мне приезжать и даже слушать не хотела ничего, что касалось «Яблочного спаса» в частности и «Райского плода» вообще.
Сашка вообще в последнее время вела себя странно, и я списывала это на то, что она никак не может до конца принять мою беременность. Меня это тревожило, а волноваться не хотелось, поэтому я, вопреки своему обычному правилу, отложила решение этой проблемы на потом. Авось само рассосется.
Единственное, что я сделала, – это попросила Натку вывести Сашку на разговор. Порой моей безбашенной сестрице она рассказывает больше, чем мне. У Натки более легкий характер, и иногда это бывает только на пользу. Натка обещала, конечно, но пока так и не выбрала момент поговорить с моей дочерью. Ладно, время терпит. Я только надеялась, что дочь не вляпается в новые неприятности с налоговой. Из старых она вылезла совсем недавно и наотрез отказалась сообщить мне, где взяла необходимые для этого деньги. Видимо, помогли родители Фомы. Спасибо им.
Два дня мы с Анастасией Лебедкиной провели гуляя по парку, плавая в бассейне, который располагался в подвале, смотрели любимые фильмы на большом телевизоре и читали книги. Привезя Настю, Костя заверил меня, что работа над разоблачением преступной сети по торговле детьми идет по плану, только очень медленно.
– Зацепиться практически не за что, – посетовал Таганцев. – Все, что делает Эппельбаум с компанией, оформлено так, что не подкопаешься. Ребята нашли несколько матерей, которые отказались от своих детей в пользу конкретных лиц, дав свое согласие на усыновление. Говорить согласились только две. Обе проходили через слушания в Москворецком суде.
– Не в нашем? Не в Таганском? – не буду скрывать, эта информация вызвала у меня чувство облегчения, потому что участие Плевакиных в схеме до сих пор сидело во мне занозой, вызывая тупую боль в груди.
Несколько раз я порывалась поговорить с Анатолием Эммануиловичем, поднимала телефонную трубку, чтобы ему позвонить, а
