прибыл в отделение неотложной помощи, там царил хаос. На столе лежал молодой человек с ужасной раной в области шеи. Я увидел красные пузырящиеся выделения на шее и ощутил царящую вокруг панику.
Тогда у меня не было времени задавать вопросы, но позже я узнал, что этот человек напился и либо заснул на обочине дороги, либо просто упал и его ударила в область шеи машина с низким бампером, частично обезглавив. Объем травмы впечатлял. Приподняв его шею, я подумал, что пострадавший не выживет.
За годы учебы в Зимбабве я повидал много ужасных, кошмарных травм. Со временем я стал чуть менее восприимчивым или приучился видеть травму в ее наихудшей форме. Но потом я переехал сюда, в глубинку Ньюфаундленда, где никогда не сталкивались даже с огнестрельным ранением, – и вот теперь передо мной была эта ужасная травма. Наверное, я забыл, как это бывает трудно. Но меня – как, полагаю, и большинство врачей – научили немедленно переключаться в режим спасения жизни. И я тут же переключился.
Это рефлекс – сделать все возможное, чтобы спасти жизнь пациента.
Я быстро убедился, что дыхательные пути, особенно трахея, серьезно повреждены. Каким-то образом я должен был ввести в них трубку, чтобы можно было подать кислород и приступить к реанимации. Мы расчистили рану, отсасывая кровь и все прочее, и наконец удалось ввести маленькую дыхательную трубку в то место, где была пробита трахея. Теперь мы могли увидеть, имелись ли другие значительные повреждения. Что удивительно, их, похоже, не было.
Мы сделали анализ крови, а также рентген, который не выявил ничего серьезного с точки зрения травматологии. Невероятно, но не было никаких повреждений позвоночника или спинного мозга – только эта ужасная рана мягких тканей шеи, включая мышцы, дыхательные пути и кровеносные сосуды.
Как только дыхание молодого человека оказалось под контролем, а давление нормализовалось, он начал волноваться, и понадобилась седация. К этому времени мы поняли, что пострадавшего нужно перевезти в больницу побольше, где ему обеспечили бы необходимое лечение. Это означало, что его надо доставить в больницу святого Иоанна, которая находилась в пяти часах езды или в полутора-двух часах полета на вертолете. Мы связались с поисково-спасательной эскадрильей Королевских военно-воздушных сил Канады, базирующейся в Гандере. К счастью, вертолет Cormorant был доступен и мог прибыть в Твиллингейт примерно через час. Между тем мы продолжили возиться с пациентом: убедившись, что нет активного кровотечения, залатали рану, как смогли. Мы проверили, есть ли у него действующая прививка от столбняка, и ввели антибиотики. Рутинная работа медиков. К этому времени температура у пострадавшего спала, он успокоился и, казалось, чувствовал себя гораздо лучше. Незадолго до рассвета прибыл поисково-спасательный вертолет, и мы подготовили пациента к транспортировке.
Cormorant – большой вертолет, так что внутри много места для работы. А люди, которые в нем летели – я сам, медсестра, парамедик из Твиллингейта, члены поисково-спасательного экипажа – обладали впечатляющим набором навыков. Мы давали пациенту успокоительное и поддерживали нормальное артериальное давление, и транспортировка прошла без происшествий. Когда мы прибыли в больницу святого Иоанна, пациента тут же увезли в операционную.
Мы позавтракали и уже размышляли, как добраться домой, когда капитан Cormorant подошел к нам и сказал:
– Мы сейчас возвращаемся в Гандер, так что возьмем вас на борт и высадим в Твиллингейте. Вам не придется лететь домой коммерческим рейсом.
Мне эта идея понравилась, и мы сели в вертолет. Однако, когда мы летели над национальным парком Терра-Нова, я услышал громкий звук в задней части машины, и, прежде чем мы поняли, что к чему, капитан высадил нас на маленьком песчаном пляже в национальном парке. Впоследствии мы узнали, что была какая-то повторяющаяся проблема с задним несущим винтом и понадобилось ремонтировать вертолет. В конце концов мы все же добрались до дома.
Сразу после этого приключения для меня настал мрачный период очень глубоких, меланхоличных размышлений. Казалось, я испытал слишком много эмоций и стрессов за слишком короткий промежуток времени.
У меня развилась небольшая тревожность, появились ночные кошмары и некоторые опасения по поводу того, все ли я сделал правильно. Что, если я оживил того, кто уже был близок к смерти, и обрек его тем самым на вегетативное состояние? Я просыпался посреди ночи в холодном поту, заново переживая всю ситуацию и надеясь, что не подверг пациента еще более серьезной опасности. Если он выжил, но мозг оказался серьезно поврежден, не сделал ли я хуже ему и его семье? Вот какие мысли одолевали меня, пока я ждал, чем все закончится.
Затем через какое-то время я начал получать из больницы святого Иоанна информацию: о том, что произошло в операционной; о выздоровлении молодого человека в отделении неотложной помощи; о его последующем переводе в реабилитационное отделение. Я связался с его счастливыми родственниками, которые рассказали, как идут дела, и заверили меня, что все хорошо. И конечно же, я занялся другими вещами.
И вот однажды, когда я был в клинике, ко мне пришел молодой человек с матерью. Он вручил мне маленький подарок и широко улыбнулся. Сначала я не понял, кто он такой, но потом узнал его мать и сложил два и два. Он так отличался от непохожего на человеческое, гротескного тела, лежавшего на столе той ночью, что это было действительно невероятно.
Я считаю этот эпизод одним из ключевых в моей карьере. Это случай, когда я оказал огромное влияние на чужую жизнь. Человек находился на грани смерти – и именно реанимационные мероприятия, которые мы провели, отделили жизнь от смерти. Молодой человек, вошедший в мой кабинет, выглядел вполне здоровым. Это был очень, очень эмоциональный момент – не только для молодого человека и его матери, но и для меня тоже.
28
Видя всего пациента. Рон Чарах
Всегда легче, как говорится, плыть по течению. Для врачей это так же верно, как и для всех остальных. Но бывают моменты, когда в глубине души ты знаешь, что плыть по течению – неправильно.
Рон Чарах – психиатр в амбулаторной службе. Но, как и почти каждый врач, он начал медицинскую карьеру, работая в больнице. Приобретенный там опыт не пропал даром и повлиял на всю его дальнейшую врачебную практику.
Фото Бекки Гилджан
В середине 1970-х я работал психиатром-ординатором в одном городе в прериях. Я дежурил в приемном покое, когда туда привезли совершенно неуправляемую женщину чуть старше сорока. Она была очень пьяна, всклокочена и многословно оскорбляла полицию и персонал
