вписано число и напечатан год, еще ниже: номер поезда и номер вагона, и, тоже от руки: «Генерал-майор Гогель с воспитанником».
Саша порадовался, что его инкогнито соблюдают, почти не греша против истины.
— Билеты по паспорту продают? — поинтересовался он.
— Нет, — сказал Гогель.
— А имя? Верят на слово?
— Прохору — да, — усмехнулся гувернер.
— А сколько стоят?
— 19 рублей на человека, на двоих — 38.
Саша бы, пожалуй, потянул. На свои коммерческие доходы. Но, если бы покупал сам, предпочел бы сэкономить.
— А второй класс?
Гогель пожал плечами.
— 12–13, наверное.
Мимо тянулись чахлые питерские леса с тонкими соснами и заболоченные участки с кривыми стволами без листьев, торчащими из зарослей осоки. А над лесом вставали многослойные северные облака.
Саша, было, задремал, но его разбудил стук в окно.
— Подъезжаем к станции Тосненская, Ваше превосходительство, — объявил кондуктор. — Стоянка 20 минут.
Понятно. Значит, путешествие в режиме междугороднего автобуса: с санитарными остановками каждые 2 часа.
Тосненский вокзал оказался одноэтажным деревянным зданием. Туалет, тоже деревянный, имелся, но был системы: «дырка в полу».
Гогель отошел курить, а Саша отправился гулять вдоль платформы.
Солнце уже стояло низко над горизонтом, и от деревьев протянулись длинные тени.
У самого паровоза стоял человек в такой же форме, как у кондуктора, но в фуражке вместе каски и со свистком на груди.
— Извините, вы начальник поезда? — поинтересовался Саша.
— Обер-кондуктор, Ваша милость!
— Главный кондуктор?
Его собеседник кивнул.
— Видел работу ваших подчиненных, — сказал Саша. — Это что-то из рада вон выходящее! Номер под куполом цирка.
Обер-кондуктор усмехнулся.
— Это нам дело привычное.
— А зачем проверять билеты с риском для жизни? Можно же на остановках проверить.
— Ой ли, Ваша милость! Знаете, сколько желающих проехаться-то с ветерком! На станции пока до них дойдешь, их и след простыл — ищи ветра в поле.
Саша заметил в конце каждого вагона сооружения, напоминающие скворечники, с лесенками, поручнями и такой же дверью, как в купе. И рассматривал ближайший «скворечник» с большим любопытством.
— Это для кондукторов? — поинтересовался он.
— Да, Ваше благородие. Только билеты-то проверять — это не главное. Главное — тормоза. Вы знаете, что поезд должен тормозить с хвоста?
— Нет, хотя…
— Иначе задние вагоны выдавят передние с полотна. Так что главная обязанность кондукторов — это тормозить на спусках и перед станциями.
«Кондуктор, нажми на тормоза…» — вспомнил Саша.
Он только сейчас понял смысл этой фразы.
Подоспел докуривший трубку Гогель.
— Александр Александрович! Ну, куда вы ушли!
— Почему-то мне кажется, что без нас не уедут, — заметил Саша.
— Конечно не уедем! — закивал обер-кондуктор. — Кондукторы все места проверят, прежде, чем тронуться.
Посмотрел на генеральские погоны Гогеля и отдал честь.
— Ваше превосходительство!
Потом перевел взгляд на гусарскую курточку «Александра Александровича», потом опять на генеральские погоны, но загадки сей, видимо, не разрешил. И сдался.
— Скоро мы трогаемся? — спросил Саша.
— Через пять минут. Так что занимайте ваши места, господа.
И они продолжили путь.
Солнце падало на закат, освещая небо алым и оранжевым, пока не скрылось за лесом. Но небо продолжало сиять на западе и плыли над лесом подсвеченные из-за горизонта сиреневые облака.
На стене купе, над окном висел фонарь с белой стеариновой свечкой внутри. Гогель открыл дверцу и зажег свечу. На красном бархате затрепетала тень от его руки.
— Подъезжаем к станции первого класса Малая Вишера, Ваше превосходительство! — объявил кондуктор, повиснув на подножке за окном. — Стоянка один час десять минут.
После остановки свечку экономно задули.
На Малой Вишере был полноценный вокзал. Правда, одноэтажный, зато очень длинный, покрытый желтой штукатуркой, с тонкими колоннами, поддерживающими широкий навес по всему периметру, и двойными окнами, увенчанными полукруглыми арками.
Под навесом, на стенах уже горели газовые фонари.
Саша подозревал, что в будущем он здесь был. Точнее проезжал мимо. Не мог не проезжать, хотя вряд ли выходил из поезда.
Кажется, где-то видел и эти окна, и этот навес, и эти кованые чугунные капители.
Внутри, под голубым сводом располагался буфет. У входа стоял огромный самовар, из которого можно было нацедить кипятку, но Гогель повел Сашу в другой конец вокзала, где стояли столики с белыми скатертями. Путешественникам подали мясной пирог и чай.
Судя по тому, что усатый буфетчик стоял рядом навытяжку с полотенцем через руку, инкогнито соблюдалось не вполне.
Кулебяка была что надо, и пахла свежим хлебом, грибами, яйцами и луком.
Когда поезд отошел от Малой Вишеры, было совсем темно.
Саша смутно надеялся, что белье выдадут на станции, и ожидал найти его на сиденьях, аккуратно упакованным в какие-нибудь бумажные или тканые пакеты, за неимением пластиковых. Но белья почему-то не было.
Он вспомнил, что есть система, когда белье уже застелено на другой стороне полки, положил руку на спинку дивана и потянул вперед. Спинка не поддавалась.
— Александр Александрович, что вы делаете? — спросил Гогель.
— Как что? — удивился Саша. — Пытаюсь разложить плацкарту.
— Разложить?
— Понятно, — вздохнул Саша. — Она не раскладывается.
— Вы где-то видели раскладную?
— Конечно, когда болел, — признался Саша. — А как же спать?
— Можно лечь на сиденье.
— Без белья?
— Без.
«На кой тогда весь этот бархат!» — подумал Саша. И вспомнил, как студентом ездил в общем вагоне, но тогда под рукой был спальник и рюкзак.
Паче чаяния выспался он неплохо, благополучно проспав и Бологое, и Тверь.
Завтракали на станции Клинская около восьми утра. Клинская — станция второго класса — выглядела поскромнее, но и арочные окна, и тонкие колонны, и навес присутствовали.
Путники расположились пить кофе с булочками возле двойного окна.
Саша достал записную книжку и начал карандашом вычерчивать нормальный вагон. То есть со сквозным проходом, туалетом, титаном и тамбурами для перехода из вагона в вагон, дабы добраться до вагона-ресторана. Последний он рисовал уже в купе, а потом до самой Москвы объяснял Гогелю, что к чему.
— Где у нас вагоны делают? — спросил Саша.
— На Александровском литейно-механическом заводе в Питере.
— Отлично! А то я подумал, что в Европе покупаем.
— В основном, конечно, покупаем, — признался Григорий Федорович.
— Сами сделаем, — сказал Саша, — не хватало еще всякую херню покупать!
Гогель одобрительно улыбнулся и даже не упрекнул за неподобающую
