Олег Волховский
Царь нигилистов 2
Глава 1
Никса тоже возник у микроскопа и посмотрел на хрень. Ту самую, большую, круглую из его золотушных язв.
Пожал плечами и впился взглядом в Склифосовского.
— Если не ошибаюсь, это гигантская клетка Пирогова, — пояснил Николай Васильевич. — Была публикация в «Военно-медицинском журнале». Несколько лет назад.
— Что вас так расстроило? — спросил Саша.
Склифосовский замялся.
— Если вы боитесь нас напугать — уже поздно, — заметил Никса. — Уже напугали. Лучше скажите, как есть.
— Хорошо, я переформулирую вопрос, — сказал Саша. — Где Пирогов наблюдал такие клетки?
— То, что я сейчас скажу, ничего не значит, — ответил Склифосовский. — Гигантские клетки Пирогов наблюдал в мокроте больных чахоткой. Но никто не доказал, что они связаны с болезнью.
— Вот почему я не буду править, — усмехнулся Никса.
И достал портсигар.
— Ты таскаешь с собой эту гадость? — возмутился Саша.
Брат как ни в чем не бывало вынул сигарету, зажег спичку и закурил.
Тонкие, как у девушки запястья, тонкие пальцы: все то, что казалось Саше признаком аристократизма. Нет! Просто худые руки пятнадцатилетнего мальчика, больного туберкулезом.
— Я тебя убью, — сказал Саша.
— Папá тебя повесит, — заметил Никса, затягиваясь.
— Пофиг!
Никса рассмеялся.
— Ты понимаешь, что тебе это совсем нельзя? — спросил Саша. — Конкретно тебе конкретно совсем.
— Ладно, последняя.
— Портсигар мне сдашь, — проинформировал Саша.
Брат прыснул со смеху.
— Ты зря лапки-то опустил, — сказал Саша. — Я читал об одной поэтессе, у которой нашли туберкулез примерно в твоем возрасте, и она прожила больше семидесяти лет.
Про то, что Гиппиус всю жизнь дымила, как паровоз, Саша на всякий случай умолчал.
— Она жила сначала в Крыму, потом в Тбилиси, потом во Франции. — сказал он. — Тебе в Питере тоже делать нечего.
— В Тбилиси? — переспросил Никса.
— Ну, в Тифлисе.
— Из Крыма буду править?
— А что? Перенесешь столицу в Ялту. Народу понравится.
— Еще ничего не ясно, — заметил Склифосовский.
— Это верно, — сказал Саша. — Вот, Никса! Николай Васильевич совершенно правильно говорит.
— Значит, я могу курить дальше? — спросил брат.
— Ну-у, безопаснее действовать с учетом пожара. Кстати…
И Саша посмотрел на Склифосовского.
— Николай Васильевич, я не верю, что внутри этой штуки ничего нет. Можно ее в другой цвет покрасить?
— Сейчас попробуем, — кивнул Склифосовский.
Гигантскую клетку подкрасили чем-то зеленым, потом охрой…
Николай Васильевич только качал головой. Центральное светлое поле в окружении полукруга из клеточных ядер было пусто по-прежнему.
— Всем подряд! — сказал Саша. — Всеми красителями, которые у вас есть.
— Ваше Высочество, что мы ищем?
— Палочки. Длинные узкие бактерии. Наверное, они очень маленькие.
— Откуда вы знаете?
— Неважно! Наверное, читал где-то. Просто делайте то, что я говорю. Я вас не отпущу, пока не найдете!
Никса усмехнулся и затянулся оставшейся половинкой сигареты.
Неумолимо приближались два часа дня.
За дверью послышались шаги, так что брат едва успел потушить окурок.
В комнату вошел Гогель и поморщился от ужасной смеси запахов спирта, хлорки и табака.
— Что здесь происходит? — спросил он.
Саша вскинул руку в его направлении и раскрыл ладонь.
— Кто курил? — спросил Григорий Федорович.
— Я, — сказал Склифосовский. — Прошу прощения, если это запрещено.
— Главное, чтобы не они.
И Гогель указал глазами на Сашу и Никсу.
— Вам пора обедать, — добавил он.
— Есть вещи поважнее! — бросил Саша. — Выйдите! Еще час.
Генерал опешил, полминуты не понимал, что делать. Но, наконец, сделал шаг назад и вышел из комнаты.
Склифосовский в очередной раз перекрасил препарат и прильнул к микроскопу.
Взял лист бумаги и карандаш.
— Ваше Высочество, это то, что вы искали?
Саша посмотрел в окуляр.
В клетке Пирогова, в основном ближе к ядрам, было несколько синих червячков, похожих на пунктир. Иногда пунктирные линии сходились друг с другом и образовывали латинские буквы «V».
— Думаю, да, — сказал Саша. — Зарисуйте и обязательно запишите краситель, а то мы их потом не поймаем.
— Ваше Высочество, вы ведь знаете, что это? — спросил Николай Васильевич.
— Туберкулезные палочки, — пожал плечами Саша. — Но мало того, что это знаю я, нам надо убедить в этом других. Николай Васильевич, вы готовы посветить этому весь август?
— Да, — кивнул Склифосовский. — Еще бы!
— С голоду не умрете, — сказал Саша. — Я найду деньги.
— У меня есть, — вмешался Никса.
— Двести рублей серебром? — вспомнил Саша.
— Это не все, — заметил брат.
— Двести рублей серебром? — переспросил Склифосовский. — Этого хватит!
— Не факт, — сказал Саша. — Вам понадобятся помощники. Много технической работы. Палочки надо вырастить. Потом ввести лабораторным мышкам и посмотреть, что с ними будет. Потом понять от чего мрут эти штуки. Причем попробовать все. У меня есть некоторые идеи… И чтобы вы сами и ваши помощники могли спокойно заниматься этим проектом и не думать, где бы подзаработать. Можете мне примерно посчитать?
— Я все обдумаю и напишу, — сказал Склифосовский.
Саша кивнул.
— Отчеты мне будете присылать: что получилось, что нет.
— Хорошо, — сказал Николай Васильевич.
— Они дохнут от хлорной извести, — заметил Никса.
— Палочки мы не проверяли, — возразил Саша.
— Я спишусь с Пироговым, — сказал Николай Васильевич. — Он использовал раствор хлорной извести для обработки ран. Не знаю, можно ли им обрабатывать золотушные язвы.
— Никса, конечно, уникален, а его золотуха — не думаю, — предположил Саша. — Можно еще этих гадов найти. Николай Васильевич, у вас есть микроскоп?
— Здесь нет.
Саша с тоской посмотрел на прибор.
— Возьмите, Николай Васильевич, — со вздохом сказал он. — Я в общем-то увидел все, что хотел. Вам сейчас нужнее.
— А как же трупные ткани? — спросил Склифосовский. — Легкие курильщика?
— Не подумайте, что я испугался, — сказал Саша. — Просто мой брат важнее. Потом дойдем до мертвых тканей и, думаю, увидим там еще много всего интересного.
Николай Васильевич соскоблил у Никсы с шеи максимальное количество гноя и чешуек и завернул в лист бумаги.
— Еще немного и там ничего не останется, — заметил брат.
— Разве что после хлорки, — возразил Саша.
— Я вам остался должен рубль, — вспомнил Склифосовский. — Я разменял.
И достал кошелек.
— Пятьдесят копеек, — поправил Саша. — Мы вас еще час промучили.
На том и сошлись. Пятьдесят копеек состояли из четырех монет по десять и двух по пять: будет, чем с Гогелем расплатиться.
Десять копеек Саша оставил на столе, остальные убрал в коробку.
На прощание пожал Склифосовскому руку и обнял его.
— Жду расчеты для нашей лаборатории, — сказал он.
Вернулся Гогель. В очередной раз поморщился от запаха.
— Я у Никсы пообедаю, — сказал Саша.
— Александр Александрович, что здесь произошло? — спросил гувернер.
— Скажем так… мы нашли кое-что в гное из
