память о котором не смогли затмить наспех возведенные кресты, смотревшиеся на редкость чужеродно среди этой восточной роскоши.
Помнил о недавних хозяевах этих мест и герцог Ульфар, — худой мужчина с клочковатой бородой, длинным носом и бегающими зелеными глазами, придававшими ему сходство с потрепанной лисицей. Неказистого облика не мог скрыть и роскошный наряд герцога — расписанный золотом и серебром алый плащ, яркие штаны из синего бархата и алые сафьяновые сапоги с загнутыми носками на восточный лад. Внешне он все равно сильно проигрывал халифу, смотревшего на собеседника со снисходительным презрением. Внутреннюю силу Яхьи чувствовали и придворные, столпившиеся в тронном зале , где герцог принимал своего гостя — смотревшегося в этом дворце, как настоящий хозяин рядом с заискивающим временщиком. Это же звучало и в каждом слове халифа, что веско и твердо звучало по всему залу.
— Ромеи наш общий враг, — по латыни халиф говорил даже лучше самого герцога, — и твое предложение о союзе разумно, но нельзя помнить и то, что мы с тобой — не равны.
— Я — законный король лангобардов! — воскликнул Ульфар, но Яхья лишь насмешливо покривил губы.
— Король, — протянул он, — даже не все соплеменники держат твою сторону. Не говоря уже о главе неверных Клименте — а ведь его слово немало значит — и не только в Италии.
— Папа уважает силу, — недовольно сказал Ульфар, — и сейчас ему кажется, что эта сила на стороне мальчишки-ромея.
— И в чем он не прав? — усмехнулся халиф, — разве это не очевидно?
— Поэтому я и обратился к вам, — сдержанно произнес герцог.
— Надеюсь, ты не думал, что я стану даром помогать неверному, — пренебрежительно сказал Яхья, — мой флот, что стоит сейчас в гавани и мое войско вернут тебе Железную Корону — если ты вернешь мне Джаляль-аль-Хиляль.
— Согласен!- выпалил Ульфар с торопливым вздохом облегчения, вызвавшим у Яхьи очередную презрительную усмешку.
— Это еще не все, — халиф сделал паузу, наслаждаясь тревожной растерянностью на лице герцога, — но сначала убери...этих, прежде чем мы продолжим разговор.
Яхья небрежно кивнул на окруживших герцога придворных и Ульфар, передернув плечами, жестом велел изумленным выйти вон.
— Этих тоже, — халиф указал глазами на застывших у входа стражников-лангобардов, — для того, что я скажу достаточно и моей стражи.
Ульфар затравленно покосился на окруживших халифа черных рабов-зинджей, с длинными копьями и странной формы мечами, но все же велел убраться своим стражникам. Когда тяжелая, окованная железом, дверь захлопнулась за последним из лангобардов, Яхья вновь повернулся к Ульфару.
— Этот город я мог бы взять и не сговариваясь с тобой, — доверительно сказал халиф, — даже того войска, что есть сейчас со мной, хватило бы на весь Джаляль-аль-Хиляль . Но я не какой-то мелочный эмир, каким был Мухаммед ибн-Юсуф, погрязший в беспробудном пьянстве и самом мерзком разврате, я даже не просто халиф — я потомок пророка и духовный сын муккурабуна Исрафила и аль-Уззы, воплощенный Бог на земле. Несколько городов для меня значат меньше чем ничего: весь мир должен поклониться мне — и на меньшее я не согласен.
Он внимательно посмотрел на герцога и тому пришлось собрать всю свою выдержку, чтобы не содрогнуться перед просветленным взглядом фанатика.
— Наш союз не может быть союзом равных, — продолжал халиф, — и я явился сюда не как твой гость, но как хозяин своих законных владений. И, на правах хозяина, я могу даже оставить тебя наместником этого города — если ты примешь ислам и признаешь меня единственным Господином, властвующим на земле и на небе.
Ульфар уже раскрыл было рот, чтобы возразить — но тут же и захлопнул его, вновь встретившись взглядом с холодными, как у ядовитой змеи, глазами халифа.
— Мои же люди растерзают меня, если я сменю веру, — только и нашелся, что промямлить лангобард.
— Не растерзают, — усмехнулся халиф, — многие из благородных христиан принимают священный Коран — и в Испании и на Сицилии. Но я и не требую от тебя делать это открыто — по крайней мере до нашей победы над мальчишкой-ромеем. Просто склонись передо мной сейчас — а когда наши войска войдут в Рим ты во всеуслышание объявишь своему войску, что признаешл меня Тем, Кто есть все.
